Олаф Стэплдон - Из смерти в жизнь

И еще много веков шесть миров продолжали жить в ожидании последнего мига. В это время их главной заботой было исследование психических средств сообщения Духа с Другим, и собственных перспектив в вечности. Но поиски ничего не дали. Другой, казалось, был совершенно равнодушен к их судьбе.

Неудивительно, что в конце концов в людях шести миров пробудилось отчаяние и жестокое негодование против темного Другого. Дух человеческий в этот последний краткий момент своей долгой жизни сотрясался от новых конфликтов между его членами. В каждом мире одни хранили верность Духу, а другие бунтовали против него.

— Что толку, что толку, — восклицали они, — хранить верность Другому, недостижимому и равнодушному? И зачем упорствовать в служении Духу, который, в конечном счете, всего лишь фантом, не имеющий опоры в космосе — лишь вымысел наших глупых мозгов? Все поколения, начиная с отца Адама, обманывали себя. Мы потратим последние века, или годы, или мгновения на то, чтобы урвать побольше удовольствий.

И вот, под висящим на волоске мечом, они наслаждались всеми радостями, какие способна была дать им наука. А жители Урана, надеясь вопреки всему, что пожар далекого солнца не достигнет их, бешено зарывались в камень своей планеты, расширяя подземные города, чтобы спастись от наступающего жара.

Но в каждом мире многие из последнего человечества сохранили верность духу.

— Пусть мы одиноки, — говорили они, — и пусть мы единственный во всем космосе сосуд духа, и сами скоро исчезнем, но мы будем за Дух до последнего нашего вздоха.

Дух человеческий, хоть вновь владел не всеми своими членами, пребывал абсолютом для многих.

Бодрствующий, как никогда прежде, он приветствовал Другого и готовился к последней агонии и последнему сну.

Мотылек — это завершенное, но так и не взлетевшее создание, встретился со смертью. И, хотя отчаяние снова грозило парализовать его члены, его крылышки трепетали с новой силой, отважно отбивая ритм — вот-вот взлетит. Но скоро крылья, и плоть, и дух будут разбиты, раздавлены подошвой гиганта.

В некий день накопленная солнцем энергия, таившаяся под его съежившейся поверхностью, внезапно прорвалась наружу, расплескав огненный шар.

На несколько часов все народы шести миров ослепли от сияния. Потом мир за миром поглотил огонь.

Дух человеческий, подобно давным-давно целовавшемуся с мотыльком кормовому стрелку, был уничтожен.

Я возвращаюсь в пустой дом. Три ночи и три дня в нем не будет тебя.

Дом все тот же, но стал иным: очаг без огня, незажженная лампа, неспетая строка песни. В столовой на спинке твоего стула висит оставленный тобой старый синий плащ. В кухне на каминной решетке лежат садовые перчатки, а стрелки стенных часов отсчитывают секунды твоего отсутствия. В кладовке — приготовленные тобой для меня блюда, их хватит до пятницы. В спальне — старинная щетка для волос и поломанный гребешок, флакончики духов, книги, которые ты не удосужилась прочитать и памфлеты, листовки, газеты — и кровать, вмятина на половине которой скоро расправится.

Чем скорее я усну, тем лучше, потому что без тебя это не дом.

Когда ты здесь, это настоящий оплот реальности. Пусть ветер воет за стенами, он бессилен. Правда, полчища призраков вечно бьются в эти стены: призраки войны, общественных конфликтов, сил эволюции и, главное, призрак холодного неведения. Все они огромные и грозные. С некоторыми приходится иметь дело — и все же все они, пока ты здесь, бестелесны, как будто нереальны. Даже бомбы, сотрясавшие дом (так, что я до сих пор боюсь дребезжания дверной ручки) были, при всем их вое и грохоте, не вполне реальными.

А теперь, когда ты ушла, нет света, который бы отогнал подступающие тени, нет тепла, чтобы противостоять внешнему холоду. Фантомы обретают реальность. Вой ветра устрашает. В эти хрупкие стены всем весом бьется жестокая вселенная. Стены прогибаются внутрь, трескаются, в щели видны летящие тучи, отравленная войной планета, и умирающие солнца, стиснутые изнутри вечностью холодной темноты.

Но в пятницу ты вернешься домой: снова загорится лампа, зазвучит песня, призраки упокоятся. То, что нас объединяет, дух, связывающий нас, как шар связывает свои полушария, снова и несомненно станет сердцем реальности.