Игорь Тишин - Комбинат

— Для чего тогда Оборудование? — спрашивает Софи.

— Чтобы очистить нас от грехов.

— Тогда это, скорее, чистилище. Вот любопытно, почему мы понимаем друг друга? Какая-то Вавилонская башня наоборот.

— На каком языке говорят в аду? Латынь?

— Я всегда думала, что на арамейском.

— Перестаньте выдумывать, вы оба.

— Что, всё ещё считаешь, будто мы на звездолёте?

— Какая разница? Боюсь, завтра, когда мы проснёмся, нам будет уже всё равно.

Молчание.

— И ведь Надзиратели эти нас тоже понимают.

— Фу, не упоминай! Отвратительные, поганые, мерзкие нюхачи.

— На медуз чем-то похожи.

— Ну ты и сравнил! У медуз ни костей, ни глаз, ни мозга. Ни, тем более, ног.

— Похожи, похожи. Тоже скользкие, как желе, и с щупальцами.

Как хорошо было бы оказаться в отделе тестирования уже сейчас! Эти трое мне уже порядком надоели. Не могу больше выслушивать их нелепые домыслы. Комбинат — это Комбинат, и всё тут. Для них ведь созданы все условия: столовая, душевые, раздевалки… А они? Чем они отплачивают руководству за столь заботливое отношение? Честным, достойным трудом? Как бы не так. Лежат, сплетничают, жалуются на какую-то ерунду. Понюхали её, видите ли. Вот ведь люди! Всегда чем-то недовольны.

Засыпаю под их свистящее шушуканье. Мне снится что-то, чего не существует. Какая-то другая жизнь. Большой, сверкающий город на берегу бухты. Заливы, острова и пляжи. Странное здание из белых скорлупок отражается в тёмно-зелёной воде. И люди. Люди везде: сидят под деревьями, на скамейках и на траве, спускаются и поднимаются по лестницам, прогуливаются поодиночке и парочками. С фотоаппаратами, сумками, рюкзаками. Некоторые толкают впереди себя коляски, некоторые бегут. Куда?

Иду по бетонной набережной. Вижу громоздкие мусорные баки, забитые цветными пакетами, скомканными бумажками, стаканчиками для кофе, пустыми обёртками и упаковками. Вижу низкие отвесные скалы, похожие на подгорелые зефирки. Всюду слышен смех.

Она стоит у развесистого кряжистого дерева. Ветки, усыпанные лиловыми цветами, простираются в облачном небе. Она видит меня и скромно улыбается. Улыбка у неё что надо. Откуда я её знаю?

— Я ждала тебя.

До чего у неё звонкий голос.

— Ты меня любишь?

Молчу. Слова ни к чему. Надо бы до неё дотронуться, взять за руку и влиться в толпу, вяло текущую по набережной. Надо разглядывать её белое, вытянутое лицо: полураскрытые пухлые губы, коротенький нос, глаза, синие и прозрачные, как сумерки. Смотреть на неё внимательно-внимательно. Так, чтобы больше никогда не забывать.

— Останься со мной.

Она смеётся. Смех поднимается всё выше и выше. Становится резким и противным, бесцеремонно лезет в уши…

Вскакиваю с постели. Беспрерывный рёв утренней сирены заполняет общую спальню. Вялые, заспанные заготовщики напяливают рабочие комбинезоны. Начинается новый день.

Застёгиваю молнию, надеваю ботинки. Иду со всеми завтракать.

Город, набережная. Порой мне снятся совсем уж невероятные вещи. Нет никаких городов, нет и не было никогда.

Говорят, кроме Комбината, ничего нет.

День сменяется другим. Время тянется, как резина. Десять дней, двадцать, четырнадцать. Что больше — двадцать или четырнадцать? Естественно, четырнадцать. Это где-то между тридцатью и пятидесятью.

С нетерпением жду перевода в отдел тестирования. Когда в цех заглядывают Надзиратели, радостно вздрагиваю. И всякий раз оказывается, что зря. Они неизменно проходят мимо. Только однажды один из них остановился возле моего рабочего места. Скорее всего, тот самый, который дал слово, что меня вот-вот повысят, а, возможно, и другой — все Надзиратели похожи друг на друга. Когда он, по своему обыкновению, приветствовал меня долгим, вдумчивым обнюхиванием, я набрался храбрости и спросил, когда меня, наконец, повысят. Надзиратель строго покачал щупальцем и ответил: «Всему свой срок».

Вчера тестировщиком назначили моего коллегу, с которым мы долго работали бок о бок. Весь цех провожал его дружными аплодисментами. Шум стоял, как во время ливня. Один я не хлопал. Думал, сдохну от зависти.

Ну почему не я?

Нужно трудиться прилежнее, ещё прилежнее, не жалея сил. Но вот что непонятно — сырья с каждым днём удаётся добыть всё меньше и меньше, хотя вентили выкручены на полную мощность. Капсулы вечно полупустые. Оборудование барахлит, не иначе. Я словно выжатая досуха тряпка. Как же меня это зеленит!

В свободное время всё чаще бесцельно прогуливаюсь по тёмным цеховым коридорам. Вот и сейчас бреду по узкому проходу, ведущему к столовой. На потолке жужжат и кружатся жестяные лопасти вентиляторов. Провожу рукой по стене. Осколки ржавчины опадают прямо на пол, как осенние листья. Осенние. Осенние. Да, осенние, что бы это ни значило.