Александр Коммари: Experimentum crucis

— А можем мы установить с ними связь? — сказал молодой рабочий. — То есть дать им сигнал, что мы знаем об их существовании? Что мы осознали свою симулятивность. И попросить их, например, о том, чтобы они не трогали нас. Оставили в покое. В конце концов, если они представляют более высокую ступень разума, то их этика более высока, чем наша, и у них есть некая ответственность даже перед искусственным миром, которым — если это так, конечно — являемся мы?

— Может ли проигрываемый вами 4D-фильм дать вам сигнал, чтобы вы его не останавливали, например?

— Да, но вы же сами сказали о свободе воли? Фильм же жестко детерминирован, в нем изначально уже существуют и завязка, и сюжет, и развязка фильма.

— Так вот именно это на данном этапе мы и хотели бы определить — детерминированность нашей Вселенной. При этом нельзя забывать о том, что фильмы тоже бывают, например, с альтернативными концовками. Вы же помните, что ремейк советского «Белого солнца пустыни», сделанный недавно в Болливуде, имел четыре варианта окончания.

— Мне не понравилось ни одно, — сварливо сказал один пожилой рабочий.

— Именно для таких капризных зрителей как вы и будут делаться интерактивные фильмы, в которых зритель может изменять сюжет как ему угодно. Вплоть до того, что Верещагин уйдет вовремя с баркаса, а Петруха окажется более осторожным.

— Подождите, — сказал молодой рабочий. — Но ведь именно это и есть то, что нужно выяснить — кроме всего прочего, является ли наша Вселенная симуляцией, обладаем ли мы еще в рамках ее свободой воли.

— Наконец вы поняли, — даже радостно сказал профессор. — Именно это мы и хотим сделать.

— Но как? Тем более что вопросов, получается, не один, а целых два.

— Над этим вопросом сломано немало голов, — сказал профессор. — Главное правило компьютерной техники гласит, что софт не может влиять на железо, то есть программа не может нанести физические повреждения внутри процессора, например. Или, еще нагляднее — самая навороченная компьютерная программа не может заставить компьютер подпрыгнуть.

Профессор показал рукой на серую коробку болгарского «Правец-3000», стоящего на столе.

— Но программа ведь в принципе может перепрограммировать сама себя, то есть внести в себя такое изменение, которое вызовет отказ всего компьютера?

— Вы хотите попробовать уничтожить нашу Вселенную? — насмешливо сказал профессор. — Программа сама создаст некий код, который ее и уничтожит? Человечество вам будет страшно благодарно. Пусть даже это человечество есть не более чем набор кодов в суперкомпьютере сверхцивилизации.

Все засмеялись.

— Строго говоря, в этом был бы ответ на второй вопрос — если мы детерминированы и наша свобода воли не более чем иллюзия, то этого не случится. Однако такой глобальной задачи — помножить на ноль Вселенную, чтобы посмотреть, что после этого произойдет, мы не ставим. Не хочется рисковать.

— Однако — профессор подошел к компьютеру, развернул голограмму панели управления, нажал несколько панелей — на экране развернулось изображении межзвездной туманности — в какой-то степени с этим может быть связана проблема, о которой мы уже говорили — почему мы не наблюдаем признаков существования иных цивилизаций. Если наш мир есть симуляция, то те, кто ее создал, просто не позаботились о том, чтобы создавать других. В науке это называется гипотезой планетария или Седьмое объяснение Вебба. Планетарий — потому что та же идея — мы видим только то, что нам показывают, а не то, что существует реально. Более того, возможно по мере удаления от нас детализация симуляции нашей Вселенной уменьшается — зачем им моделировать каждую звезду в галактике Андромеда, скажем, и это тоже может быть выявлено средствами астрофизики.

— Но! — торжественно сказал профессор и на экране появилось изображение бело-голубого земного шара. — Решающий эксперимент, экспериментум круцис, как я полагаю, все-таки уже сделан. И сделан он на Земле, и не в микромире и не в макромире. И он, увы, дал отрицательный ответ на вопрос, являемся ли мы симуляцией.

Все оживились.

На экране появилось изображение Ленинграда с высоты птичьего полета.

— Ровно как мы ищем разрывы в фактуре реальности или артефакты или ошибки или обрывки пустого кода, мы таким же образом можем исследовать реальность в ее временном измерении, еще точнее — историческую реальность. И если мы найдем в ней нарушения неких законов, то мы можем говорить об искусственном характере нашего мироздания.