Дмитрий Федотов - Маяки [Сборник]

Доктор дядя Дима потом говорил, что они могли умереть оба. Слишком сильно и глубоко махнул ножом Аш-о-Эх, желая щедро поделиться с другом своей кровью и жизнью. И если бы маленькие невидимые Церберы, которые бродили в его венах и защищали хозяина от болезней, ядов и смерти, приняли за врага не отраву в крови Игоря, а саму его кровь, последствия были бы печальными.

— Даже дикий туземный ребенок привит наностражами! — кричал потом доктор на бледного отца Игоря. — Что за бред — ядовитых змей на острове нет? Вы сами проверяли? Под каждым кустом? А если не змея, а паук? А столбняк от ржавой проволоки? А малярия? Какие прививки, что вы несете! Вы еще шерстяной ниткой от бородавок его перевяжите или от чего там нитками лечили ваши прабабки. Нет, как хотите, я умываю руки и уеду отсюда к черту, если вы хотя бы нормальный реанимационный комплекс сюда не поставите. Как я буду сейчас поддерживать вашего ребенка? Искусственным дыханием рот в рот? Двое суток?

На следующий же день в доме появился саркофаг.

— И совершенно не страшно, — бормотал довольный, улыбающийся доктор, легко сдвинув массивную крышку и осторожно укладывая Игоря в мягкое светящееся и тихо жужжащее нутро. — Правда?

Игорь испуганно вцепился слабыми пальцами в руку доктора. Он бы закричал, но воздуха не хватало даже на дыхание.

— Что, малыш? — склонился к нему дядя Дима.

— Саркофаг — это чтобы умирать? — с усилием спросил Игорь.

— Господи, что сделали с ребенком! Нет, это чтобы оживать, — почему-то сердито ответил доктор. — Засыпай и думай о чем-нибудь хорошем. Я бы пожелал тебе интересных снов, но твой папа велел эту функцию отключить. Я ему еще скажу за это отдельное спасибо. Будет тепло и темно, но ты не бойся. Просто спи, понял?

— Как царевна?

— Какая царевна?

— Которая в печальной тьме, — зевнул Игорь. Жужжание и мягкое покачивание саркофага убаюкивало, стоило к нему прислушаться — и стало совсем не страшно, а просто сонно. Он почувствовал что-то знакомое — то ли из снов, то ли из детства, то ли из сказки… — Ее королевич должен разбудить, чтобы она совсем не умерла…

— Я тебя разбужу вместо королевича, — пообещал доктор. — Королевичи сейчас раздолбаи, лентяи и непунктуальные…

На двенадцатый день рождения Аш-о-Эх приготовил своему другу подарок.

Непривычно серьезный и торжественный, он отвел Игоря в свой поселок, за всю дорогу так и не произнеся ни слова, — только покачивал головой и прикладывал к губам палец в ответ на все вопросы.

Подарок, видно, ждал Игоря в хижине Киты. Кита, третья, младшая жена Ашо-о-Этта, отца Аш-о-Эха, сама выглядела немногим старше мальчиков. Смешливая и легконогая, она не любила ни плести циновки, ни вышивать салфетки, как старшие жены. Кита иногда ныряла с мальчиками за ракушками и лазила по деревьям, но в основном проводила время за рисованием сказочных картинок на соломенных салфетках. Еще у нее, как оказалось, был секрет.

— Покажи, — строго велел Аш-о-Эх, после того как втолкнул внутрь хижины Игоря и опустил за ним занавеску. — Покажи ему.

— Я ничего такого не хотела, — почему-то жалобно пролепетала Кита, умоляюще глядя на мальчиков круглыми испуганными глазами, в которых блестели слезы. — Вы ведь никому не расскажете?

— Что? — удивился Игорь.

— Она нарушила запрет, — объяснил Аш-о-Эх. — Обещание, которое мы все дали твоему папе, чтобы жить здесь.

— Какое обещание?

— Покажи ему, — повторил Аш-о-Эх. — Тогда мы не расскажем. Да?

Игорь растерянно принял из горячей дрожащей руки Киты маленькую ракушку.

— Что это?

— Надень на ухо, — сказал Аш-о-Эх. — Это саркофаг.

— Что? Как?

— Это кусок саркофага, — поправила его Кита. — Тот кусок, которого у вашего не хватает. Тот, который запретил твой папа. Сейчас все по-другому, не так, как раньше. Твой папа, наверное, об этом не знает. Сейчас он может быть очень маленький. И если ненадолго, его хватает. Надолго нельзя, можно умереть.

Игорь удивленно разглядывал маленькую безобидную ракушку на своей ладони.

— Не бойся, — сказала Кита, — просто приложи его к уху.

Гибкое прохладное щупальце тронуло кожу и скользнуло в ухо. Игорь было дернулся — сорвать ожившую странную ракушку, но в этот же миг на него обрушился свет и гром.

Музыка. Торжественный гул барабанов, вой труб, перестук трещоток. Пламя алого бархата под ногами, трепет разноцветных шелков и белоснежных перьев. Черные лица, склоняющиеся перед ним с улыбками и почтением. Бархат щекочет босые ступни, на узком черном запястье — его, Игоря, запястье — тяжесть драгоценного, мерцающего звездами, браслета.