Фойл побывал в Бангкоке, где дождь лил как из ведра, и в Дели, где бушевал муссон… преследуемый по пятам гончими псами. В Багдаде в три часа ночи его встретили пьяным умилением завсегдатаи ночных баров, джантирующие вокруг света, вечно опережая время закрытия на полчаса. В Лондоне и Париже стояла полночь; шумные толпы на Елисейских Полях и Пикадилли бурлили, как море, от странных действий и страстных призывов Фойла.
Проведя своих преследователей за пятьдесят минут почти полный путь вокруг света, Фойл позволил настичь себя в Лондоне. Он позволил повалить себя, вырвать из рук сейф из ИСИ и пересчитать оставшиеся кусочки ПирЕ.
– Для войны осталось достаточно. Вполне достаточно для полного уничтожения… если посмеете. – Фойл смеялся и рыдал в истерическом триумфе. – Миллиарды на оборону, но ни гроша на выживание…
– Ты понимаешь, что ты наделал, убийца?! – закричал Дагенхем.
– Я знаю, что сделал.
– Девять фунтов ПирЕ разбросаны по миру! Одна мысль, и мы… Как забрать его, не говоря им правды?! Ради бога, Йео, осади эту толпу. Они могут услышать.
– Это выше наших сил.
– В таком случае джантируем.
– Нет! – прорычал Фойл. – Пусть слышат. Пусть слышат все.
– Ты сошел с ума. Только безумец даст заряженный револьвер несмышленому ребенку.
– Прекратите относиться к ним, как к детям. Объясните им про заряженный револьвер. Откройте все. – Фойл свирепо рассмеялся. – Только что я положил конец последней тайне. Никаких больше секретов… Никаких больше указаний детишкам, что для них лучше… Пусть взрослеют. Пора уже.
– Господи, он в самом деле потерял рассудок.
– Разве? Я вернул жизнь и смерть в руки людей, которые живут и умирают. Простого человека слишком долго бичевали и вели такие одержимые, как мы… необузданные, неукротимые люди… люди-тигры, которые не могли не подхлестывать мир. Мы все тигры, все трое, но кто мы такие, какое право имеем решать за всех? Пусть мир сам выбирает между жизнью и смертью. Почему мы взвалили на себя такую ответственность?
– Мы не взвалили на себя, – тихо сказал Йанг-Йовил. – Мы одержимы. Мы вынуждены принять ответственность, которой страшится средний человек.
– Так пусть перестанет страшиться, перестанет увиливать. Пускай не перекладывает свой долг и свою вину на плечи первого попавшегося выродка, который поспешит принять их на себя. Или нам суждено вечно быть козлами отпущения?
– Будь ты проклят! – бушевал Дагенхем. – Неужели до тебя не доходит, что людям доверять нельзя?! Они сами не знают, чего им надо?
– Так пусть узнают – или сдохнут! Мы все в одной упряжке. Будем жить вместе – или вместе умирать.
– Хочешь сдохнуть из-за их невежества?! Тебе придется найти способ собрать все кусочки ПирЕ, не взлетев на воздух.
– Нет. Я в них верю. Я сам был одним из них – до того, как стал тигром. И каждый может стать необыкновенным, если его встряхнуть, как меня, если его пробудить.
Фойл неожиданно вырвался, джантировал на бронзовую голову Эроса, пятьюдесятью футами выше Пикадилли, и яростно взревел:
– Слушайте меня! Слушайте все! Буду проповедь читать, я.
Ему ответил дружный рев.
– Вы свиньи, вы. Вы гниете, как свиньи, и все. В вас есть многое, а вы довольствуетесь крохами. Слышите меня, вы? У вас есть миллионы, а расходуете гроши. В вас есть гений, а мыслей, что у чокнутого. В вас есть сердце, а чувствуете пустоту… Вы все. Каждый и всякий.
Его осыпали насмешками, над ним глумились. Он продолжал со страстной, истеричной яростью одержимого:
– Нужна война, чтобы вы раскошелились. Нужен хлыст, чтобы вы соображали. Нужен вызов, чтобы пробудить гений… Остальное время вы пускаете слюни. Лентяи! Свиньи, вы все! Ну хорошо, вызываю вас, я! Сдохните – или живите в величии. Сдохните, сволочи, будьте вы прокляты, или придите ко мне, Гулли Фойлу, и я сделаю вас великими. Я дам вам звезды. Я сделаю вас людьми!
Он джантировал вверх по геодезическим линиям пространства-времени в Куда-то и Когда-то. И прибыл в хаос. Завис на миг в зыбком пара-Настоящем – и снова рухнул обратно в хаос.
«Это может быть сделано, – подумал он. – И должно быть сделано».
Он джантировал снова – горящим копьем, летящим из неизвестности в неизвестность – и снова рухнул в хаос Пара-пространства и Пара-времени. Он потерялся в Нигде.
«Я уверен. Я верю».
Он снова джантировал и снова потерпел неудачу.
«Верю во что?» – спросил он себя, плывя в Лимбо.
«Верю в веру, – ответил он себе. – Нет необходимости верить во что-то конкретное. Достаточно верить, что где-то есть что-то, достойное веры».
Читать дальше