Наль Подольский - Время культурного бешенства

Далее Колька стал раскладывать щепочки на колесах и гусеницах. Получилось, что у одних колеса вращаются и гусеницы работают как положено, хотя и медленно, а другие ползут монолитом, словно скульптура.

Поначалу казалось, они двигаются бесшумно, так вот ведь — нет. Если послушать подольше, время от времени то лязгнет гусеница, то заскрипит или заурчит что-то. А потом Колька так навострился, что мог сразу сказать, неподвижен танк или нет. Оказалось, те, что ползут, издают тонкий-тонкий звон, очень тихий, так что надо прислушиваться. А евонная поэтесса, Ева, твердила, что этот звон — не что иное, как песни железа, и бралась их расшифровывать. Но она — баба чокнутая.

Постепенно в Кольке пробудился дух исследователя нешуточный. Нашел он своего кореша по универу, Архимеда, — на физфаке тот считался продвинутым. А теперь он в Институте теоретической физики, и видать, опять же продвинутый, потому как в этой высоколобой шарашке кликуху «Архимед» сохранил.

Сидим мы у меня в мастерской, интеллектуально, за выпивкой, и этот Архимед, гадина, разглагольствует без передышки о живописи. Вообще-то у физиков в чинах это профессиональное заболевание, любят корчить из себя искусствоведов. Но этот — сверх меры настырный. Еле удалось разговор на зону перевести. Нас-то все-таки двое, и мы чуть не силой заставили его наши байки выслушать.

Он помолчал маленько, а потом заявляет довольно высокомерно:

— Чем же вы там, ребята, обдолбались на вашей зоне? От примитивного це-два-аш-пять-о-аш такой детализации бреда не бывает.

Заспорили мы, и даже на высоких тонах, но в конце концов сговорили его прогуляться в зону. И в первый раз решили обойтись без сталкера — чтобы не мешал научной мысли. Отправились вчетвером — мы с Колькой, Архимед и Ева. Она-то зону всей своей чокнутой душой полюбила.

Поездка Архимеду сперва понравилась. От телеги и самодельной упряжи он пришел в полный восторг:

— Не думал и не гадал, что доведется попасть в натуральное средневековье. Добро пожаловать, господа, в светлый мир суеверий и колдовства!

У нас уже в зоне было привычное, насиженное место. Из камней мангал выложен, для сидения пару бревнышек подкатили. И дорогу туда мы уже на ощупь знали.

Пришли, пожитки раскладываем, Архимед же с иронической улыбкой на лице пейзаж с танками разглядывает:

— Ну-с, мои высокоученые друзья, показывайте ваши балаганные чудеса!

Подошел он к ближайшему танку и похлопал его ладошкой по броне. И тут, хотя время электричества еще не настало, по его руке проскочила голубая молния, и наш ученый, даже не вскрикнув — хрясь на песок! Мы его стали ощупывать — пульс есть. Оттащили к костру и уложили на спальник.

Мы уж давно подметили, что у этих машин отношение к людям — избирательное. Сталкеры — потому и сталкеры, что железо на них не обращает внимания. Нас с Колькой, к примеру, здесь только терпят. Агрессии нет, но стоит присесть на броню, либо облокотиться — тут же слегка током дергает. Фамильярности, стало быть, не любят. А вот Еве можно все, что угодно. Скачет по ним, в люки лазает, стихи, сколько хочет, читает, да еще себе и аккомпанирует деревяшками по броне, как на тамтаме. Она у них вроде как своя. Но вот этого, Архимеда, железяки круто невзлюбили, с первого взгляда — то есть, если бы у них было чем смотреть. Хотя, кто их знает.

Я шашлыком занялся, а Колька, пока гость отдыхал, перед парой машин, из тех, что пели, песок расчертил, засек время и записал в блокнот. Тем временем Архимед очухался, мы ему налили стакан водки, и Колька стал показывать свою методику.

Архимед оказался не только высоколобым, но и твердолобым. Лишь через три часа он признал, что машины все-таки передвигаются. Сел у костра, сгорбился, думает. Мы с Колькой, натурально, пьем водку и шашлык доедаем, а Ева в одних плавках вокруг костра вертится, что твой дервиш, и стихи читает.

Я Архимеда спрашиваю:

— Убрать ее, что ли, чтоб не мешала?

— Нет, нет, — отвечает, — не надо, она стимулирует воображение.

Он думал не слишком долго, не более часа, и заговорил первым, не дожидаясь наших вопросов:

— Вас интересуют исключительно причины самопроизвольного перемещения этих чудовищ. Осмелюсь высказать предположение, что механическое движение — лишь побочный и не самый существенный аспект достаточно сложного комплекса явлений. Относительно природы этих явлений первым делом напрашивается гипотеза о причастности электрических либо электромагнитных полей. Необходимую энергию легко просчитать, и я это сделал в уме. Чтобы заставить эти махины сдвинуться с места, потребовалась бы такая напряженность полей, что от нас с вами и от этой растительности давно остались бы кучи пепла. Электричество, друзья мои, здесь не при чем, — он замолчал и принялся палочкой помешивать угли в мангале.