Георгий Антонов - Партизан.Ру-2.

Ушёл! — выдавил Егор, превозмогая боль в сломанной ноге.

Там девка была за рулём, товарищ капитан. Очень уж всё неожиданно…

Прохор ушёл! — чуть не плакал от обиды капитан. — Сто процентов, его это люди!

Нет, ну с Тайсоном я понимаю, — ворчала Хельга, когда они, бросив машину, добирались рейсовым автобусом к Бараковской квартире. — У него особые обстоятельства. Но ты-то, рассудительный вроде мужик. Чего тебя переклинило?

Жульё достало, — отозвался виновато Домкрат. — Сказали, семьдесят тысяч — и тачка моя. Так хотелось Каролину прокатить, чтоб на своей…

И ты семьдесят тысяч выиграл? — недоверчиво покосилась на него Хельга.

Ну, выиграл. Так я ж им говорю, давайте, я машиной возьму. Нет, упёрлись жлобы…

Хельга согнулась от беззвучного хохота. Домкрат поглядывал на неё озабоченно, полагая, что это истерика. Лишь поднявшись в квартиру, она пришла в себя настолько, чтобы объяснить наивному Домкрату непонятые им принципы розыгрыша суперприза. После чего успокаивать пришлось уже Домкрата. Каролина привычно пошла набирать воду в джакузи. Хельга, балуясь, пальцами расчёсывала ему дремучие патлы. И только Тайсон, устроившись уютно с пивом возле телевизора, казалось, источал глубочайшее довольство вполне удавшейся жизнью.

Виталий Иосифович Кузякин владел в этом городе всем. Ну, или, так скажем, почти всем. Ему принадлежала крупнейшая в области агрофирма по выращиванию и переработке свинины — «Барабеково.» И агрокомбинат по возделыванию картофеля, овощей и прочей ботвы под гордым названием «Красновоздвиженский», тоже принадлежал ему же. Не говоря здесь о сети мясокомбинатов, газет, депутатов ОЗС, земельной недвижимости на сотни га, и прочих мелочах. Империя! К слову сказать, губернатор Шукляев принадлежал ему же — хотя Виталий Иосифович и числился у него по бумагам в первых замах. Ну, да что там бумаги — подотрись и выкинь! Был ещё, правда, Борис Бодунов — этот раскинул по городу свою паучью сеть продуктовых супермаркетов… По реализации в розницу Кузякинской продукции населению. Тот ещё тихушник, и тоже женат на еврейке. Московской. Бухает в меру. И вообще, всё в меру. Чем бесит. Отчасти, так скажем, свой человек. Хотя… Однажды некий немецкий путешественник, герр Карпенштоффель, которого нелёгкая занесла в наш славный облцентр, ознакомившись с некоторыми цифрами, всплеснул в удивлении коротенькими ручками:

Как так? Если герр Кузякин умирать, этот прекрасный город оставайс совсем без еды? Один этот уважаемый господин кормиль весь область? Экономически нецелесообразно! Пфуй!

Но к чёрту Карпенштоффеля. Если бы эти немцы что-то понимали в русской протяжной душе! Виталий Кузякин, при всём его видимом могуществе, был, в первую очередь, пассивным педерастом. Да, да, им, вам не померещилось, читатель. Тем, кого в местах исправительных именуют «петухами», и чьё место там, в силу исторически сложившейся иерархии, жёстко определено. А именно: «у параши!» А потом уже он был — олигархом, зампредом, завзятым авиапутешественником, тихим алкоголиком, средним нумизматом, плохим мужем и никаким отцом. И всё это — благодаря Мухрявому. О, Господи, как уже достал этот Мухрявый!

… Юный Виталя в золотые горбачёвские не терялся, как некоторые, а ковал себе денежку, не отходя от кассы — а если точнее, от прилавка ночной камеры хранения на Чебоксарском ж\д вокзале. По три-четыре ящика водяры за ночь — и жизнь играла всеми красками распускающегося капитализма! Карты, девки… Ну, а два ствола — это уже было попозже. На зоне. Мухрявый — а теперь уже и не вполне Мухрявый, а просто Муштаков Сергей Сосоевич — гаркнул, выныривая из бассейна:

Мальчишки! Кузякина качать — и в воду!

Стайка молоденьких мальчиков из подтанцовки столичной группы «Ласковый мой», веселясь и шлёпая друг друга по ягодицам, кинулась исполнять приказание. Пьяный Кузякин, наглотавшийся хлорированной воды, вынырнул, отдуваясь:

Сергей Сосоевич! Однако…

А что это, Виталя, с сыном твоим, Филиппом? — огорошил вопросом Мухрявый. — Совсем не следишь. Пора диплом сдавать — а он где-то по девкам?

Сергей Сосоевич! А ваше-то, извиняюсь, какое дело?

Да так, Виталя… В общем, и никакого. Преемственность жалко нарушать. Невестка вот твоя, Ксения, волнуется: подай да подай ей Филиппа. А дядя Серёжа — не господь Бог. Где я ей возьму Филиппа, если он от неё свалил? Фельдман, тесть твой, перхотью трясёт — мне весь кожаный салон затряс! Ты, Виталь, разобрался бы с сыном. Всё же — родная кровь.