Эми Эвинг - Белая Роза

Потом я вспомнила королевский бал, когда Люсьен впервые дал его мне. Тогда Гарнет испортил мою прическу, и Люсьен пришел ко мне на помощь, спрятав серебряный камертон в мои густые, темные кудри.

А если Гарнет уже тогда работал с Люсьеном? Он специально взъерошил мне волосы?

Но сейчас нет времени об этом думать. Я кидаюсь к туалетному столику, где Аннабель, моя личная фрейлина и мой ближайший друг во дворце герцогини, держит ленты для волос и булавки. Я скручиваю волосы в толстый, растрепанный узел на затылке и булавками закрепляю аркан внутри.

Я бросаюсь обратно на кровать, как только распахивается дверь.

— Вставай, — приказывает герцогиня.

Рядом с ней двое ратников. Выглядит она так же, как и когда я видела ее последний раз в спальне Эша час назад: в том же золотом халате, на плечи ниспадают черные блестящие волосы. Я не знаю, почему, но это меня удивило.

Герцогиня приближается ко мне с холодным и бесстрастным лицом. Это напомнило мне о нашей первой встрече, и я ждала, что она снова смерит меня острым, критичным взглядом и ударит по лицу.

Вместо этого она останавливается менее чем в полуметре от меня, и ее взгляд воспламеняется.

— Как долго? — спрашивает она.

— Что?

Глаза герцогини сужаются.

— Не притворяйся дурой, Вайолет. Как давно ты спишь с компаньоном?

Жутковато слышать свое имя из ее уст.

— Я… Я не спала с ним.

Отчасти это правда, так как в тот момент, когда нас обнаружили, мы фактически не спали.

— Не ври мне.

— Я не вру.

Ноздри герцогини раздуваются.

— Хорошо. — Она повернулась к ратникам. — Связать её. И привести другую.

Ратники налетели на меня, вывернув руки за спину и связав меня грубой веревкой, прежде чем я успела среагировать. Я кричу и вырываюсь, но связали меня слишком крепко. Веревка натирает кожу, полированный деревянный столбик кровати давит на спину, пока они привязывают меня к нему. Затем в комнату заводят маленькую, хрупкую фигурку.

Глаза Аннабель наполнены страхом. Её руки связаны за спиной, как и мои. Она не сможет использовать свою доску… Аннабель родилась немой и может общаться только письменно. Её волосы медного цвета выбились из привычного пучка, а лицо такое бледное, что веснушки выделяются слишком ярко. У меня пересыхают губы.

— Оставьте нас, — приказывает герцогиня, и ратники закрывают за собой дверь.

— Она ничего не знает, — выражаю я слабый протест.

— Мне трудно в это поверить, — говорит Герцогиня.

— Она не знает! — кричу я еще громче, пытаясь вырваться из своих пут, потому что я не могу позволить Аннабель пострадать. — Клянусь могилой своего отца, она не знала!

Герцогиня смотрит на меня изучающим взглядом, на ее губах играет жесткая улыбка.

— Нет, — говорит она. — Я все еще не верю тебе. — Ее рука с отвратительным шлепком бьет по лицу Аннабель, словно плетью.

— Пожалуйста! — кричу я, когда Аннабель оступается, почти потеряв равновесие. — Не трогайте ее!

— О, я не хочу делать ей больно, Вайолет. Это твоя вина. Ее боль закончится, когда ты скажешь мне правду.

Мои запястья саднят, веревка режет кожу, пока я пытаюсь вырваться. Внезапно герцогиня быстро приближается ко мне и вцепляется в лицо своей железной хваткой, ногтями врезаясь в синяк на щеке.

— Как давно ты спишь с ним?

Я пытаюсь ей ответить, но не могу раскрыть рта. Герцогиня отпускает меня.

— Как давно? — спрашивает она снова.

— Один раз, — задыхаясь, говорю я. — Это было только один раз.

— Когда?

— Предыдущей ночью, — отвечаю я, тяжело дыша. — Перед вторым разом, когда врач пытался…

Герцогиня смотрит на меня, закипая от ярости.

— Ты намеренно прерывала эти беременности?

Я чувствую, что мои щеки начинают краснеть.

— Я…. нет. Как бы я смогла это делать?

— О, я не знаю, Вайолет. Ты такая находчивая девушка. Я уверена, что ты смогла бы найти способ.

— Нет, — отвечаю я.

Рука герцогини снова бьет Аннабель по лицу.

— Пожалуйста, — умоляю я. — Я говорю вам правду.

Одно из плеч Аннабель приподнимается так, будто она пытается прикоснуться к опухшей щеке. Наши взгляды встречаются, и все, что я вижу — это страх. Смятение. Ее брови сведены вместе, и я знаю, что она пытается что-то спросить у меня, но я не могу понять, что именно.

— Такова моя дилемма, Вайолет, — говорит герцогиня, расхаживая передо мной взад-вперед. — Ты очень ценное имущество. Как бы я ни хотела убить тебя за то, что ты натворила, это не выгодно. Очевидно, что с этого момента твоя жизнь в этом дворце будет другой. Не будет больше балов, виолончели, не будет… что же, я полагаю, ничего не будет. Если придется, я буду держать тебя привязанной к больничной кровати в течение всего твоего пребывания здесь. Я послала экстренное письмо Курфюрсту с просьбой о казни компаньона, поэтому он должен быть мертв в течение часа или около того. Это послужит тебе наказанием. Но я спрашиваю себя, будет ли этого достаточно?