Райан Гродин - Город-крепость [litres]

И даже когда мы разжимаем объятия, ничего не заканчивается. Столько всего отражается в тёмных глазах Дэя: моя сестра и море; высоты и глубины; горизонты и возможности. Полёты в огне. Я вижу всё это и чувствую, как зовёт, зовёт бесконечность где-то глубоко в груди.

В такие моменты я понимаю – всей душой, всей своей сущностью, – что Мама-сан ошибалась.

Это мой мир. Просторный, открытый, манящий.

Я бегу. Но на ногах нет ботинок. Нет скользких луж и сигаретных окурков. Лишь мягкий, как бархат, песок под ногами. Солёные брызги и море.

Это совсем иначе – бежать без причины. Без смотрящих в спину ножей и злых торговцев с синими вздутыми венами, спешащих по пятам. Я оборачиваюсь и вижу на пледе сестру и Дэя. Они сидят так близко, что в ослепляющих лучах солнца кажутся одним человеком. Чма ещё роется в крабовых норах, высоко подняв бесхвостый зад. Охотится в своё удовольствие.

Под ногами ни одного осколка. Только дары, вынесенные морем на берег: водоросли, клешни крабов и ракушки. Многие я узнаю из книги Хиро. Мидии, морские улитки, арабские каури. Я наклоняюсь. Поднимаю их. Проверяю, есть ли внутри жизнь. В книге Хиро говорится, что иногда раковины выносит на берег и моллюски в них высыхают. Пока их не спасёт очередной прилив. Всякий раз, когда вижу внутри жёлтое тельце улитки, я кидаю ракушку обратно. Плюх! Белая пена и раковина идёт ко дну.

Плюх! Плюх! Плюх!

Такая мелочь. Один бросок в обмен на жизнь.

Моя жизнь полна подобных мелочей. Одежда без дыр. Ботинки по размеру. Первый настоящий матрас. Чма, валяющийся среди порхающих в воздухе пылинок в косых солнечных лучах. Новые, не заплесневевшие книги. Миска рисовой каши каждое утро. Настоящие кабинеты с меловыми досками. Дэй, который треплет меня по волосам каждый раз, когда мы видимся, и говорит, какими длинными они стали. И сестра, которая вновь улыбается.

Жизнь складывается из мелочей.

Однажды я смогу отплатить за добро. Я учусь изо всех сил – книги, книги, полные слов. Госпожа Сан говорит, я «исключительно одарённая». Могу стать кем захочу. Врачом, политиком, юристом. Пока ещё я не уверена, кем хочу стать, но знаю, что хочу помогать. Хочу однажды приехать к матери. Лицом к лицу встретиться с отцом без пистолета в руках или синяков на лице. Доказать, что он ей не нужен.

А пока я продолжаю бросать.

– Цзин! – Я оглядываюсь на крик, вижу Дэя, поднявшего над головой бумажный коричневый пакет. Словно я такси, которое он пытается остановить. На коленях у него сидит Чма, выпрашивает еду. – У меня тут булочки!

Желудок завывает, как всегда делал Чма, когда я случайно наступала ему на хвост. Я больше не испытываю такого голода, как раньше, снедающего тебя изнутри. Но мясные булочки всегда такие же замечательные, как тем утром на крыше.

– Иду! – Разносится над песком мой голос.

У ног лежит последняя ракушка. Извилистая, закрученная кольцами, как причёска Нуо. Такая огромная, что едва помещается в ладони. Но я всё равно её поднимаю. И забрасываю далеко, далеко, далеко в море.

Город-крепость реален.

Очень реальный и абсолютно нереальный город.

Впервые я узнала о его существовании, когда пришла послушать речь Джеки Пулингер. Почти двадцать лет она жила и работала в Гонконге, в городе-крепости Коулун. Место, которое она описала – лишённый солнца горд трущоб, в котором правят бандиты и беззаконие, – словно сошло прямиком со страниц антиутопии. Воображение моё разыгралось (как бывает всегда). Я начала думать о людях, которые жили в Коулуне: беспризорники, проститутки, беглецы, безжалостные гангстеры. Сюжеты возникали из ниоткуда. Сплетались в историю, которую я не могла просто забыть.

Эта книга не подходит под категорию исторической прозы и никогда таковой не планировалась. Конечно, я досконально изучила всё о настоящем городе-крепости Коулуне и попыталась изобразить его как можно точнее, но вместе с этим добавила в историю, которую хотела рассказать, вымысел. Например, это заметно в названиях (так Гонконг стал Сенг Нгои), во временных рамках, в которые Город-крепость был возвращён правительству и сровнен с землёй, в судебной системе Сенг Нгои и делах Братства Красного дракона.

Смышлёный читатель, должно быть, заметил и то, как я подала имена персонажей. Все имена в Коулуне были исключительно кантонскими, с односложной фамилией (например, Сан) и двусложными именами (Цзин Линь или Мэй Йи). В современном Гонконге привыкли сокращать двусложное имя до односложного прозвища (как делает Цзин, чтобы сохранить маскировку), хотя во времена существования Коулуна это было редкой практикой. Но ради истории, которую хотелось рассказать, я всё же сократила некоторые имена. Часть имён имеет японское или мандаринское происхождение, в зависимости от родины героев. Также, думаю, стоит заметить, что хоть титул Мама-сан вызывает сейчас у американцев неприятные ассоциации, это было традиционное звание женщин, которые управляли борделями в городе-крепости Коулун. Виной всему японское влияние в связи с оккупацией Японией Гонконга во время Второй мировой войны.