Татьяна Буглак - Параллельщики [litres]

Мы послушали охотничью то ли байку, то ли быль, смешанную с подробностями хантыйского «медвежьего праздника», потом я вспомнила, что вроде бы медвежьи лапы еще в погребениях неандертальцев находят, ну а у наших предков-кроманьонцев – точно. Затем разговор перешел на Славку.

– Он, наверно, где-то в дальнем стойбище жил, с русскими сам тесно не общался, может, и не видел никогда, а вот ружье как-то получил, скорее всего, через третьи, а то и пятые руки. – Я прихлебывала ароматный лесной чай.

– Когда блокада закончится, попробую его к знакомым хантам свозить, если разрешат. – Тихон с тоской глядел на противоположный, недоступный нам пока берег озера, за которым поднималась еще одна грива, уже не светлая сосновая, а темная кедровая, и наверняка по зиме была отличная охота на боровую дичь.

– Тоскуешь? – Виталий был самым язвительным и «колючим» из всей этой компании. Не злым, наоборот, очень добрым и отзывчивым человеком, но «поддеть» друзей любил. – Думаешь, рябчики через блокаду перелетят? Или на глухаря сразу нацелился?

– Да какие рябчики?! – Тихон вздохнул. – Нам полгода одними консервами питаться.

– Ну, не скажи. – Азамат откинулся на белесый от лишайника поваленный ствол. – Говорят, соседи нам консервы из дичи готовят, к праздникам. И рыбу – и муксуна, и сырка…

– Не трави душу, а?! – Тихон рассердился, а я вздохнула:

– Я столько лет муксуна не ела, да даже щуки хорошей – на «большой земле» она сухая, и мясо не такое плотное.

– Ну все, сошлись родственные души. – Инесса поморщилась. – Чего в этой рыбе вкусного-то?

– Молчи, женщина. – Виталий тоже вздохнул. – Как блокада исчезнет, я на неделю на рыбалку уеду! И две ванны рыбы привезу!

– На удочку – и столько? – Лаки не поверил.

– Зачем на удочку? – вздохнул уже Шафкат. – Мы сети ставим, на протоках. В сезон, конечно, не браконьеры ведь. Виталь, ты за неделю не ванну, а цистерну рыбы наловишь, куда ее? Трех дней хватит, чтобы отдохнуть, да рыбкой полакомиться.

– Все, достали! – Инесса с Гузелкой демонстративно поднялись. – Нат, пойдем пройдемся, а они пускай о своих рябчиках болтают!

– Сейчас. – Я доела хлеб со своего прутика. – Тиш, а ты на боровую или болотную птицу больше охотишься?

– У-у… – Инесса с Гузелкой, взвыв, подхватили меня под руки. – Пошли! Тут где-то полянка с клюквой была, если еще не обобрали.

Клюквы на той «полянке» было уже мало, зато сапоги в мох засасывало только так. Скакать по кочкам у меня еще не хватало сил, да и в середину ровной моховой «лужайки» я не рвалась – без обуви остаться можно, а то и утопнуть, потому что в центре этой красоты, скорее всего, находился незамерзающий бочажок-«оконце», – поэтому побродила по краю гривы, нарвав уже подсохших веточек багульника.

– Зачем он тебе? Он же ядовитый. – Гузель удивилась.

– Зато пахнет хорошо, к белью положу, вместо отдушки.

– Лаванды бы лучше положила. – Инесса не очень хорошо понимала эту таежно-болотную романтику. – Пошли наших поднимать, вам с Лаки отдыхать пора, а еще обратно идти сколько.

– Эй, вы куда запропастились? – раздалось от озера. – Фотографироваться будете?

И еще одна фотография сохранила яркий миг: золотистые стволы сосен, синее небо, отражающееся в искрящейся бликами спокойной воде, и восемь человек в старомодных на взгляд жителя моего мира куртках и вязаных шапках с помпонами.

В понедельник я наконец занялась описанием предметов в левом крыле усадебного дома. Дело это и в обычных условиях музея долгое и муторное, а когда необходимо провести опись целого дома! Хорошо, что пока не требовалось делать подробное описание, хватало нанесенного на предмет кода и краткой пометки в базе данных, что-то вроде: «£Девушка в сарафане“, статуэтка фарфоровая с надглазурной росписью, сохранность хорошая». Так что теперь каждое утро я приходила в усадьбу, подбрасывала в печи дров (по ночам комнаты протапливал дежурный, а ставить обогреватели было нельзя – нарушался температурный режим) и садилась работать, иногда поглядывая в окно на пришедшую в город настоящую зиму. Как и говорили ребята, уже в ночь после нашего пикника пошел снег, да такой, что по утрам приходилось откапывать двери коттеджей. На моей родине это назвали бы «стихийным бедствием», многие города встали бы в пробках, а «ответственные лица» вместо расчистки дорог начали бы молиться о хорошей погоде, здесь же все только посмеивались, прочищая лопатами тропинки от крылец к главным улочкам, по которым по утрам проезжал маленький тракторок-«луноходик». Чего жаловаться – на то и зима, чтобы снег шел.