Василий Криптонов - Последний звонок. Том 1

— Хорошо. Но с условием.

Я кивнул.

— Только мы.

— В смысле, без Костика?

— В смысле, без Брика, без Юли, без Маши. Их ты с собой не берешь.

Мне потребовалось время, чтобы понять ее. А когда понял — улыбнулся:

— Я буду счастлив, наконец, предоставить их самих себе.

Но Жанна не ответила на улыбку.

— Ты-то, может, и будешь. А они? Сможешь отвернуться?

С минуту я обдумывал вопрос.

— Да. Смогу.

Наконец-то я заслужил нерешительную улыбку:

— Ну, тогда я согласна.

Войдя в школу, я первым делом поднялся в учительскую. Софья Николаевна сидела там в одиночестве, у раскрытого настежь окна. Сидела на стуле, так, чтобы снаружи ее видно не было. Увидев меня, улыбнулась и кивнула.

— Валерьевна звонила? — спросил я.

Улыбка сползла с ее лица, почти не изменившегося с тех пор, как я был ее учеником.

— Вам, я так понимаю, тоже.

Я уселся напротив, поерзал на скрипучем стуле, убеждаясь, что он подо мною не развалится, и достал сигареты. Софья Николаевна тут же протянула руку.

— Однажды вы купите пачку, и кошмар станет реальностью, — в который уже раз пошутил я, чиркая зажигалкой.

— Никогда, — ответила Софья Николаевна, затягиваясь. Мечтательно посмотрела в потолок.

— Я подам заявление, как только Валерьевна оправится. Возвращаюсь в Красноярск.

Софья Николаевна перевела взгляд на меня:

— Это вот так вы говорите несчастной одинокой женщине, что ей придется бросать курить?

Придя работать в школу, я безотчетно потянулся к Софье Николаевне, с которой мы прежде легко находили общий язык. Так получилось и в этот раз. Внешне она все та же одухотворенная мечтательница, которая проводила заседания литературного клуба и старалась не показать расстройства по поводу того, что приходят на них три человека. Но то ли за минувшие годы в ней что-то новое сформировалось, то ли я тогда, будучи эгоцентричным подростком, не замечал… Сегодняшняя Софья Николаевна, оставшись позже всех в учительской, брала у меня сигарету и молча курила, глядя в окно или в потолок с видом: «И катись оно все в ад, а я посмотрю».

— Значит, в будущем году мне тут одной расплевываться, — вздохнула она, мрачнея на глазах. — Что, неужели так все плохо?

— И да, и нет, — поморщился я. — Наверное, у меня просто неподходящий менталитет для маленького городка. Как и у Жанны.

Софья Николаевна тихонько засмеялась:

— Надо же. Впервые такое слышу. Увольняются обычно ради большей зарплаты, карьерного роста — по каким-то таким причинам. Но вот чтобы из-за неподходящего менталитета…

— Осуждаете? — Я посмотрел ей в лицо, но она глядела в окно, в прозрачно-голубое небо, к которому устремлялся легкий сигаретный дымок.

— Восхищаюсь. Дмитрий Владимирович, вам моего одобрения хочется? Одобряю. Если решились что-то менять — меняйте. Назад скатиться никогда не поздно, а впереди, может, лучше будет. Юля-то тоже в Красноярск поступать поедет?

Я любил Софью Николаевну в том числе и за то, что она ни разу не заговорила со мной о Юле, если только того не требовали обстоятельства. Но вот сейчас волшебство рассеялось.

— Она не моя дочь. — Фраза прозвучала сухо и даже злобно, однако выскочила легко. Стоит раз отречься, и потом само собой получается.

— Я этого не говорила! — Меланхоличное безразличие как ветром сдуло. Софья Николаевна смотрела на меня и часто-часто моргала, будто собираясь заплакать. — Дим… Дмитрий, то есть, Владимирович, вы простите, что я так…

— Ничего, — постарался смягчиться я. — Вы лучше скажите, когда это у вас появился страх публичных выступлений?

Она моргнула еще несколько раз, теперь — недоуменно. Потом, сообразив, усмехнулась:

— А… Валерьевна какая-то странная. Будто пьяная, честное слово. Я, в общем, напугалась и сказала, что больше чем перед классом выступить боюсь. А она вам позвонила, да?

Мы одновременно посмотрели на часы: Софья Николаевна опустила взгляд на запястье, я достал из кармана брюк мобильник. Пора спускаться в актовый зал на генеральную репетицию.

— Позвонила, просила подменить. Пришлось согласиться. У человека горе…

— Горе? — озадачилась Софья Николаевна.

— Она вам не сказала? У нее муж умер.

— Как?! — Софья Николаевна откинулась на спинку стула, будто шарахнулась от меня.

— Не знаю, как. Потому она в таком состоянии…

— Но постойте. Он ведь на нее кричал!

Я забыл о сигарете, дымящейся в левой руке.

— Простите?

— Когда она звонила, он на нее кричал. Что-то… Я не совсем поняла, но он очень сильно ругался, обзывал ее… Ну, всячески оскорблял ее интеллектуальные достоинства, вот, — выкрутилась Софья Николаевна. — А она сама так невнятно говорила, я едва поняла, чего она от меня вообще хочет. До сих пор звон в ушах стоит…