Для тех, кому лень, попробую перечислить в порядке предъявления.
Винсент Костелло. Читатели «Облачного атласа» наверняка вспомнят Веронику Костелло, бывшую владелицу шляпного магазина в Эдинбурге.
Упоминание доктора Маринуса и ресторана «Тысяча осеней» сразу же вызовут в памяти Лукаса Маринуса, героя романа «Тысяча осеней Якоба де Зута».
Плакат с надписью «Великолепная Родезия» аукнется в следующей книге, «Голодный дом».
Алан Уолл, Доминик Фицсиммонс, Хьюго Лэм и его двоюродный брат Джейсон Тейлор (тот самый, что весь август никак не может попасть в кино на «Огненные колесницы») – персонажи из книги «Под знаком черного лебедя» («Лужок Черного лебедя»).
В полупустой часовне Королевского колледжа волосы на затылке Хьюго Лэма, рассказчика второй части, шевелятся, будто от дуновения, что заставляет вспомнить первую (и предпоследнюю) строку «Литературного призрака» – «Кто там дышит мне в затылок?»
«Килмагун спешиал резерв» – вымышленная марка виски в «Облачном атласе» и «Литературном призраке».
Семейство Четвинд-Питт упоминается в «Голодном доме», равно как и Джонни Пенхалигон, предок которого, капитан Пенхалигон, командовал фрегатом «Феб» из «Тысячи осеней Якоба де Зута».
Феликс Финч и литературный журнал «Пиккадилли ревью» упоминаются в «Облачном атласе».
Элайджа д’Арнок – сын мистера д’Арнока из «Облачного атласа».
Черно-оранжевая лайкра мелькнет в «Голодном доме».
Дизайнерский бренд «Макото Грелш», судя по всему, отголосок имени главного редактора журнала «Подзорная труба» из «Облачного атласа» – Дома Грелша.
Олив Сан, еще один главный редактор «Подзорной трубы», – перевоплощение Луизы Рэй из «Литературного призрака» и «Облачного атласа»; кстати, по-английски имя Luisa Rey отсылaет к названию романа Торнтона Уайлдера «Мост короля Людовика Святого» («The Bridge of San Luis Rey»), одной из любимых книг автора. В сигнальных экземплярах «The Bone Clocks» редактора «Подзорной трубы» звали Луиза Рэй, а на литературном фестивале в Хэй-он-Уай Криспин Херши встречался с еще одним персонажем «Литературного призрака» и «Облачного атласа», Тимоти Кавендишем, и эпизод на с. 364–365 выглядел так:
– Высоко сижу, далеко гляжу, и что я вдруг вижу? – шепчет мне какой-то старикан у бара с шампанским. – Настоящий литератор на литературном фестивале. Как жизнь, Криспин?
У незнакомца нос любителя виски, твидовый костюмчик, как у героев Мюриэл Спарк, и галстук-бабочка. Увидев мое замешательство, старик представляется:
– Тимоти Кавендиш, давний приятель твоего отца. Я был частым гостем у вас на Пембридж-Плейс, году эдак в шестьдесят восьмом или шестьдесят девятом, ну, примерно когда распались Gethsemane . Ты только вышел из пеленок, но впоследствии я с большим интересом следил за твоей карьерой – у меня свое издательство.
– А, понятно. Здесь кто-то из ваших авторов?
– Если честно, то я сам автором заделался. Мне недавно довелось пережить тридцать три несчастья, и в итоге я написал книгу об издевательствах над пожилыми людьми, своего рода мемуары о жизни в доме для престарелых. Я даже не надеялся, что книга будет хорошо продаваться, но, – старик доверительно наклоняется ко мне, от него пахнет арахисовым маслом, – тираж разлетелся как горячие пирожки! Так что на незаконно нажитые средства я приобрел домик на Бермудах. Урсула, моя возлюбленная, родом с Бермуд, и как только закончится рекламная кампания фильма, мы туда уедем, чтобы не смущать чертову налоговую инспекцию.
У меня все сжимается от зависти.
– Вашу книгу экранизировали?
– Да, представляешь? А меня играет Том Хэнкс. Меня. С ума сойти.
Я вручаю Тимоти Кавендишу еще один бокал шампанского.
– Что ж, попутного ветра вам до Бермуд.
Мы чокаемся, пьем.
– Знаешь, мне время от времени хочется позвонить твоему отцу, пригласить его на ужин… А потом я спохватываюсь: его больше нет! Забываю, что он умер еще в… Сколько уже лет прошло?
– Десять. Нет, одиннадцать. Или все-таки десять. Он умер в две тысячи пятом.
– Эх, я так скучаю по этому старому чудаку. Между прочим, он тобой очень гордился.
– Да неужели? Он это тщательно скрывал.
– Ну, я читал «Продолжение следует». Чертовски хорошая книга, честное слово, но, по-моему, ты не понимаешь, что в наше время отцам были несвойственны проявления чувств. В шестидесятые годы нравы стали раскрепощеннее, и фильмы Тони отчасти этому способствовали, но… не все смогли себя… как бы это сказать? А, перепрограммировать. Криспин, сойди с тропы войны, заключи мир с покойным отцом. Призракам томагавки не страшны. Призраки тебя не слышат. Ты лишь сам себя поранишь.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу