Ника Ракитина - Мой далекий берег [СИ]

— И зайца покормим… И меня.

Государыня сладко зажмурилась, глотая.

— Сорока-ворона кашу варила, кашу варила — деток кормила…

Боль в плече была такой острой, что она выронила ложку. Замерла, пережидая, зажмурившись. Слезы катились из-под век.

Заныл, требуя добавки, Микитка.

Берегиня подняла ложку с пола, облизнула, не чувствуя вкуса. Кинулась к окну. Ветер, звякая шибами, гнал по проулку пыль, гнул спорыш и пастушью сумку. Небо над крышами стало бурым от клочковатых облаков. Такие обычно приносят грозу и радугу.

— Сейчас, сын. Сейчас мы уйдем, и все закончится… Молоко пей.

Она обежала дом, уже понимая, что никого не отыщет; быстро переоделась наверху по-мужски, прицепила меч, сунула в кошель у пояса несколько украшений, надела на шею «звезду» и, прихватив плащ, сбежала по ступенькам. Вытряхнула суму, прорезала дыры по обе ее стороны. В суму сложила несколько Микиткиных вещей. К драгоценностям в кошеле прибавились кресало и ломоть хлеба в тряпице; баклажка с молоком и нож заняли место возле меча. Переодев Микитку, Берегиня устроила его в сумке (ножки свешивались сквозь дыры), а сумку — себе за плечи. Микитка привык путешествовать так и радостно пищал, вцепившись Бережке в волосы.

Она уже готова была выходить, когда на пороге появился Рыжий Разбойник: пройдя прямо сквозь филенку.

— Киса, мяу! — сообщил Микитка сверху.

Рыжий тяжело дышал, молотил хвостом по бокам; шерсть стояла дыбом, через нос шла глубокая царапина. Берегиня посмотрела в кошачьи глаза:

— Может, хоть ты объяснишь мне, что случилось?

У Рыжего затрясся подбородок. Он оскалил зубы, выкатил глаза, почти вывернулся наизнанку ради одного человеческого слова:

— Беда.

Усилие стоило дорого. Лапы охотника разъехались, он пузом шлепнулся на пол, поводя боками.

— Где они? Я могу им помочь?

Кот яростно замотал башкой:

— Ухойи!

Но когда Берегиня потянулась к засову, оттолкнул ее носом, зубами потянул за голенище в сторону лестницы. Государыня подхватила Рыжего под пушистое брюхо. Наверху он рванулся к мастерской, но Берегиня, задержавшись, одним взмахом меча очертила картину-ключ, вырезав из рамы.

На чердаке Рыжий выразительно поскреб когтями пол, глядя наверх и призывно мяукая. Потом вскочил Берегине на плечо и мягким прыжком ушел в дыру. Свесил голову. Государыня подтащила скамью и, чтобы расширить дыру, стала расшатывать и вынимать черепицу. Часть черепиц разбилась, брызнув осколками. Микитка громко засмеялся.

Сперва она просунула в дыру свернувшуюся в трубку и похожую на толстое копье картину. Потом, застонав от боли в плече, подтянулась и выползла сама. Посидела, отдыхая. Встала на колени. Ветер тут же секанул песчинками в глаза, дернул волосы.

— Микитка, глазки закрой!

Сидя, хватаясь свободной рукой, стала сползать по скату, сжимая зубы, когда боль крутила плечо.

Дома на улице стояли впритык, черепичные крыши с желобами вдоль закраин соприкасались, хватало труб, ребер и выступов; и переползать с одной на другую, даже с занятой рукой и грузом на спине, оказалось гораздо легче, чем Бережка думала. Да и Рыжий выбирал для нее самую легкую дорогу. Но все равно, прежде чем оказаться на чердаке аптекаря, она вспотела, как мышь под веником.

Дверь оказалась не заперта. Мартин сидел у загроможденного аптечной утварью стола и с мрачным видом толок что-то в фарфоровой ступке.

— Какого лешего…

Он уронил пестик в ступку, а ступку на пол. Путаясь в руках и коленях, обмахнул и придвинул табурет. И совершил еще тысячу ненужных движений, светясь так, будто внутри него зажгли свечу.

От резких запахов расчихался и заныл Микитка. Мартин сунул ему мятный пряник, и ребенок зачмокал, роняя крошки в волосы государыни.

— Спрячь вот это, — она положила на угол стола скрученную в трубку картину. — Когда уйду. А пока объясни, что происходит.

— Садись… садитесь… дайте, помогу его снять.

Она покачала головой.

Мартин, зарылся в пузырьки и бутыли, накапал настоя мяун-травы, отогнал от чашки нахального Рыжего, залил настой кипятком:

— Выпейте.

— Нет.

— Они девочек взяли… топить в болоте. Возле дома Старой луны, — он отхлебнул из чашки и, скривившись, украдкой сплюнул в сторону.

— Значит, пошли спасать. И кто-то ранен… Вот что. Если кто у тебя объявится, пусть ищут меня на старой мельнице. Той, что в Укромном лесу. Знаешь?

Аптекарь кивнул, облизываясь, стараясь хоть так избыть горечь зелья. Кот водил за ним полным надежды взглядом. Когда же Бережка повернулась к двери, и Мартин отвлекся, прощаясь с ней, оказался на столе… После их ухода Мартин долго тряс надо ртом опустевшей чашкой, недоумевая, куда же делась мяун-трава, задумчиво улыбался, а потом забрал картину и спустился в погреб, где до полудня переставлял и ворочал бочки с вином, маслом и огурцами.