Александр Сигалов - Жгугр. Будем жить! [СИ]

— Отойди! — скомандовал он.

Та широко открыла глаза, с удивлением взглянув на кайфоломщика. Острым клинком блеснула в них ненависть.

— Сам можешь отойти, — отшила девушка.

— Надо поговорить, — настаивал Саша. Схватив Алину за талию, он потащил ее к лесу.

— Отстань! — она отбивалась, но все же шла, нетвердыми шагами ступая по пожелтевшей траве.

Саша прижал девушку к корпусу автомобиля и заглянул в глаза. Она отвела взгляд.

— Слушай сюда, давай ты будешь вести себя прилично.

Она равнодушно смотрела в сторону.

— Я к тебе обращаюсь! — Саша потряс ее.

— Чего ты хочешь?

— Хочу, чтобы ты нормально себя вела.

— Я нормально себя веду.

— Нет, не нормально!

— Саша, отвяжись, это не твое дело!

— А чье? Все, поехали отсюда! — он попробовал открыть дверь, позабыв что у него нет ключей, а машина чужая. Она не поддавалась, и Саша принялся с напором дергать за ручку, словно желая вырвать ее с корнем. Алина повисла на его руке. Саша покачнулся, и они вместе свалились на капот. Тонкий металлический каркас «девятки» заскрипел и прогнулся, внутри автомобиля что-то хрустнуло. Появился Скиф, раздраженный и злой:

— Вы решили доломать эту колымагу? А как назад поедем? Успокойтесь, отношения будете дома выяснять! Давайте лучше костер разведем!

Саша посмотрел на него пьяным, бессмысленным взглядом.

«Ну их всех!» — мелькнуло у него в мозгу. Шатаясь он направился к лесу.

— Ты куда? — окликнул Скиф.

— Гулять.

— Дров принеси!

— Хорошо, — почему-то согласился Саша.

— Вот, возьми, — Скиф достал из багажника здоровенный топор дровосека и вручил Саше.

— Тяжелый, падла! — тот заткнул его за пояс.

В этот раз лес показался Саше менее гостеприимным, или сам он уже не был расположен видеть в нем благодать. Голые ветки деревьев зло били Сашу по лицу, но он не обращал внимания. Он тупо шел вперед, разбрасывая сучья, поднимая ногами ворох замшелых листьев, ободранных шишек и влажного перегноя. С особой радостью он сбил несчастливо выросший на его пути огромный, в белых пятнышках, мухомор. Тот лихо шмякнулся о дерево, разбившись в красно-ядовитые брызги. Саша уже забыл, зачем он шел, остановился, положил в рот сигу и полез за зажигалкой, но ее нигде не было. Саша курицей захлопал себя по карманам, физически ощущая, как глупо он выглядит — курево есть, а огня нет, как в том анекдоте про торчка в аду, ха-ха! Хоть кремнем искру высекай, да и кремня нет. Свет почти не проникал сюда, в гущу леса, сквозь плотный ряд деревьев, скучно шевелящих крупными мохнатыми ветками. Закаркали, встрепенувшись, вороны, где-то ухнула сова, за ней включилась кукушка. «Сколько лет осталось мне, скажи, кукушка?» — вспомнил Саша и камнем рухнул на взбитую ботинками мать-землю. Земля приняла его — влажная, рыхлая, родная. Зарывшись с головой в мох и ветошь, Саша забылся. Перед ним вновь возник умный мужчина в парике, камзоле, розовых панталонах и кожаных ботфортах с кисточками, мечтательно смотрящий на небеса сквозь подзорную трубу. Заметив Сашу валяющимся в лесу без чувств, он отложил трубу, наклонился, пригляделся и на лице его отобразилась приветливая радостная улыбка, как будто старого друга узрел. Он слегонца постучал Сашу увесистым оптическим прибором по запорошенной голове, приговаривая: «Ай да молодец, ай да молодец! А ты бросай знаться с Ивашкой Хмельницким!»

От неожиданности Саша вскочил и, потерев саднящую шишку на затылке, вспомнил о дровах; схватив за основание брошенную неподалеку древнюю корягу, он потащил ее к лагерю. Елка упиралась, цепляясь распростертыми ветками за пни, разбрасывая за собой щепки и толстые осенние грибы. Дорога давалась нелегко. Саше — кровь из носу — надо было дотащить корягу до лагеря, чтобы разжечь костер, тот священный огонь, что обогреет их всех наступающим вечером. И хотя на душе скребли кошки, или даже еноты, он шел вперед навстречу судьбе, как большинство людей, по той простой причине, что другого пути не было. Он не падал с ног, не разбирал пути — он пер как лось, разбрасывая ногами сор, топором расчищая себе дорогу. Наконец он увидел автомобиль с открытыми дверцами, затихшую поляну с «кафедрой», возле шашлыков копошился взъерошенный мохнатый зверек — не то хорек, не то суслик, но друзей там не было. Отогнав обнаглевшего грызуна пинком, Саша с облегчением сбросил корягу на землю.

— Куда они запропастились? — недоумевал он. — Может, в лес гулять пошли? Неужели по грибы? — ему стало тревожно и смешно. Он подошел к воде, но та лишь безмятежно омывала берег в философическом спокойствии. «Я спросил у ясеня, где моя любимая, Лучше бы у тумбочки, идиот спросил… Надо же, какая тихая… А когда я плыл по Ладоге на Валаам, пароход кидало как футбольный мяч».