Тери Терри - Расколотая [litres]

Бена нет. Несмотря на путаные обрывки воспоминаний, теперь мой мозг работает уже лучше. Бен исчез и больше никогда не вернется. Даже если он выжил после того, как срезал свой «Лево», лордеры ни за что бы не оставили его в живых. С воспоминаниями приходит осознание: те, кого лордеры забирают, уже не возвращаются. Это понимание столь болезненно, что хочется оттолкнуть его, спрятаться от него. Но память о Бене – это то, что я должна сохранить. Эта боль – все, что у меня от него осталось.

Его мама выходит из дверей минутой позже. Какое-то время она просто сидит в машине, сгорбившись над рулем, и лишь затем запускает двигатель. Когда она отъезжает, начинает накрапывать дождь.

После ее отъезда я настежь открываю окно, высовываюсь и протягиваю руки в ночь. Холодные капли падают на кожу вместе с горячими слезами.

Дождь. В нем есть что-то важное, что-то брезжит в сознании, потом ускользает прочь.

Я склоняюсь над своим рисунком, рука – правая рука – неистово порхает над листком, рисуя листья, ветки. Новый учитель рисования, которого, наконец, нашла школа, не внушает ни опасности, ни вдохновения. Никакой. И в подметки не годится Джинелли, которого заменяет. Но пока я могу рисовать что угодно, пусть даже просто деревья, как велено, мне наплевать, что он скучный и пресный.

Ходит по классу, время от времени делая вежливые замечания, потом останавливается за моим плечом, изрекает «хмм… хмм… интересно» и идет дальше.

Я смотрю на свой листок. Целый лес злобных деревьев, и в тени под ними какая-то темная фигура с глазами.

Как бы воспринял это Джинелли? Он сказал бы: притормози, прояви больше старания, и был бы прав. Но такая необузданность ему бы тоже понравилась.

Начинаю заново, умиротворенная скрипом угля по бумаге. Деревья уже не такие злобные, и теперь уже сам Джинелли смотрит из их тени. Никто, кроме меня, не узнал бы его тут: мне известно, что бывает, когда рисуешь пропавших, вроде него. Нет, я рисую его таким, каким, мне кажется, он мог быть – молодым человеком, скрывающимся в наброске. Не стариком, которого утащили лордеры.

Час спустя сканирую свою карточку у дверей в класс для самоподготовки и вхожу. Направляюсь к заднему ряду…

– Кайла?

Я останавливаюсь. Этот голос… здесь? В нерешительности оборачиваюсь. Нико стоит, прислонившись к учительскому столу. Улыбается медленной, ленивой улыбкой.

– Надеюсь, тебе сегодня лучше.

– Да, спасибо, сэр, – отвечаю я, поворачиваюсь и умудряюсь дойти до задней парты, не споткнувшись.

Его присутствие в качестве скучающего дежурного учителя, который следит, чтобы мы занимались молча, не должно было удивить. Они все время меняются, так что рано или поздно должна была настать и очередь Нико. Тем не менее я не ожидала столкнуться с ним так скоро и теперь сижу несколько минут, держа руки на коленях, пока они не перестают дрожать.

Открываю домашнее задание по алгебре – его я делаю обычно без труда, так что и притворяться особенно не приходится. Сижу, смотрю на страницу, не забыв взять ручку в правую руку. На столе перед Нико стопка тетрадей на проверку, однако я вижу, что он притворяется так же, как и я, а сам то и дело поглядывает в мою сторону. Разумеется, я бы не знала этого, если бы сама не наблюдала за ним.

Я вздыхаю и пытаюсь решить уравнение с переменными, но цифры расплываются, не слушаются, а мысли скачут туда и сюда. Рассеянно вожу ручкой по краям листа, потом рисую цветочные узоры вокруг даты, которую, как обычно, проставила вверху.

Вдруг взгляд мой отчетливо фокусируется на цифрах: 3.11. Третье ноября. И в следующий миг очередной кусочек пазла с почти слышным щелчком становится на место: сегодня мой день рождения. Я родилась в этот день семнадцать лет назад, но я единственная, кто это знает.

По рукам пробегают мурашки. Мне известна дата моего настоящего дня рождения, а не та, которую назначили в больнице, когда изменили мою личность, украли мое прошлое.

Мой день рождения? Я мысленно прощупываю эту фразу со всех сторон, но не нахожу больше ничего. Ни тортов, ни вечеринок, ни подарков. Одна только дата. Воспоминаний, которые должны были бы ей сопутствовать, нет. И все же я чувствую, что в глубинах моего мозга таится еще много всего такого, что я могла бы узнать, если бы копнула поглубже.

Некоторые из вернувшихся воспоминаний – просто голые факты, словно я прочла досье на себя и какие-то куски вспомнила, а какие-то нет. Все это не вызывает у меня никаких эмоций.