Тери Терри - Обречённая

© Самуйлов С.Н., перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Мы в ловушке. Тонкая загородка из стекла и металла – вот все, что отделяет нас от ненависти и лютой злобы. Страх скручивает внутренности, сбивает дыхание.

Папа отрывисто велит водителю увозить нас, но бесполезно – машина окружена.

Лица искажены гневом, рты кривятся, они выкрикивают проклятия. Кто-то бросает кирпич в мое окно, и я невольно вскрикиваю, но стекло выдерживает – оно пуленепробиваемое, так просто его не разбить. Но что, если пытаться снова и снова?

Машина начинает раскачиваться. Люди наваливаются со всех сторон, и нас шатает.

Вой сирен приближается, и толпа вокруг отступает и разбегается. Появляются специальные отряды полиции для противодействия уличным беспорядкам, скрытые стенами щитов и вооруженные дубинками, которые тут же пускают в ход. Повсюду люди и кровь.

Какая-то девушка падает возле нашей машины, но никому до нее нет дела – ее же затопчут и раздавят! Я привстаю, но ничего не вижу.

– Саманта, пригнись! – велит папа.

Шины скрипят. Каким-то чудом водитель, разворачивает машину, слегка заехав на тротуар, и проталкивается сквозь вопящую толпу.

На дороге мы ускоряемся, насколько это вообще возможно на запруженных лондонских улицах – не мы одни едем в эту сторону, все бегут от происходящего.

Папа сердито выговаривает в трубку за то, что охрана пропустила засаду. Закончив, он обращается ко мне:

– Саманта, мне срочно нужно на работу. Придется тебе поехать со мной.

Мы ни разу не попадаем на «красный», как будто светофоры специально переключают для нас. Вестминстер обнесен высоким забором, но когда подъезжает наша машина, открываются ворота, и нас впускают во двор. В кольце охраны (кажется, это обычное дело при повышенном уровне опасности) мы торопливо выбираемся из салона и взлетаем по ступеням.

Папа спешно уходит, и я остаюсь в одиночестве. Просто стою и моргаю. В голове пусто, а из всех чувств осталось лишь странное ощущение, словно время изменило свое русло и потекло в обход меня, оставив меня в стороне от происходящего. Мне казалось, что я до сих пор сижу в машине, осажденной бушующей толпой.

Плеча касается холодная рука. Это Астрид Коннор, член парламента от оппозиции и «теневой» министр чего-то там. Мы с ее дочерью ходим в одну школу.

– Саманта, дорогая, ты в порядке? Должно быть, ужасно испугалась. – Она растягивает губы в подобие ободряющей улыбки, но выходит неважно.

Я сглатываю. Не знаю, что ответить, и наконец выдавливаю:

– Можно мне домой? – звучит до отвращения тоненько и жалобно.

– Нужно выяснить. Для начала проверим кордон и найдем, кто сможет отвезти. – Она оглядывается и знаком подзывает одну из секретарш, девушка с готовностью подбегает. – Выпей пока чаю, а я постараюсь тебе помочь.

Меня отвели в кафе и усадили за стол. Принесли чай, и, чтобы не расплескать его, я крепко обхватываю чашку ладонями – руки тряслись.

На стене висит телевизор. По новостям крутят сюжет с места сегодняшних событий, которые называют «происшествием». На Би-би-си вообще любят это слово. Когда я вижу на экране все случившееся: напирающую толпу, машину, тонущую в людском море, – я будто переживаю утро заново. Странное чувство – наблюдать за всем со стороны.

Далее сообщается, что протестующие напали на машину заместителя премьер-министра Грегори, с которым в это время находилась его дочь. На экране появилась наша фотография. Старый снимок с прошлогодних выборов – мне четырнадцать, и я в дурацком платье. Оно голубое, под цвет глаз, как сказала мама, но в таком наряде, да еще когда льняные волосы завиты в кудряшки, выгляжу я куда младше. У папы серьезное лицо – политическая маска. Раньше казалось, что это выражение легко снимается, теперь же оно как будто приросло – так привыкаешь к посеребренным вискам, хотя от каждого «происшествия» седины прибавляется.

Как только нас упомянули, я принялась медленно считать про себя. Один… два… три… четыре… и тут началось. Телефон завибрировал – полился поток сообщений.