Тери Терри - Расколотая [litres]

– Похоже, это был просто обморок: уровень у тебя хороший. Ты обедала?

Дай ей причину.

– Нет. Не хотелось, – лгу я.

Она качает головой.

– Кайла, ты должна есть. – Читает мне лекцию об уровне сахара в крови, поит чаем с печеньем и, прежде чем исчезнуть за дверью, велит сидеть тихо в ее кабинете до последнего звонка.

Оставшись одна, я не могу остановить круговерть мыслей. Девочка с раздробленными пальцами в моем страшном сне или видении, или что это там было… я знаю, кто она. Узнаю́ в ней более юную себя: мои глаза, мое телосложение, все. Люси Коннор, десяти лет, пропала прямо из школы в Кезике несколько лет назад, как сообщают «Пропавшие без вести» – нелегальный, запрещенный веб-сайт, который я видела в доме у двоюродного брата Джазза. Люси была частью меня до того, как мою память стерли. И все же среди моих новых воспоминаний нет ничего ни о ней, ни о ее жизни. Даже мысленно я не могу назвать ее «я».

Она не такая, другая, отдельная.

Как Люси вписывается во всю эту путаницу у меня в голове? Я в отчаянии пинаю стол. Мне кажется, что кусочки мозаики вот-вот сложатся в единую картину, станут понятными, но, когда я сосредоточиваюсь на деталях, они ускользают, расплывчатые и иллюзорные.

И все это началось, когда я осознала, что пишу левой рукой. Видел ли Нико? Если он заметил, что я пользуюсь левой рукой, то, конечно же, понял, что что-то изменилось. Считается, что я правша, и это важно, очень важно… но когда я пытаюсь понять, почему должна быть правшой, почему была таковой до этого, а теперь, похоже, уже нет, мне это не удается.

Сразу же после последнего звонка в медкабинет входит мама.

– Ну, привет.

– Привет. Тебе позвонили?

– Естественно.

– Извини. Чувствую себя прекрасно.

– Поэтому, должно быть, ты и потеряла сознание на уроке и оказалась тут.

– Ну, сейчас уже все хорошо.

Мама отыскивает Эми и везет нас обеих домой. Оказавшись внутри, я сразу же направляюсь к лестнице.

– Кайла, постой. Подойди, поговорим минутку. – Мама улыбается, но лишь только губами. – Горячий шоколад? – спрашивает она, и я тянусь за ней в кухню. Она молча наполняет чайник, готовит напитки. Мама не из разговорчивых, – разве только ей есть что сказать.

А сейчас явно есть. У меня тревожно сосет под ложечкой. Неужели она заметила, что я изменилась? Может, если я расскажу ей, она сможет помочь и…

Не доверяй ей.

После того как мне стерли память, мой мозг напоминал чистый лист. Для того чтобы научиться всему заново – ходить, разговаривать и справляться со своим «Лево», – мне пришлось провести в больнице девять месяцев. Потом меня определили в эту семью. Со временем я привыкла видеть в маме друга, того, на кого можно положиться, но долго ли я в действительности ее знаю? Меньше двух месяцев. Казалось, что дольше, потому что то была вся моя послебольничная жизнь, все, что я помнила.

Теперь, когда мои жизненные рамки расширились, я знаю, что к людям следует относиться не с доверием, а с подозрением.

Она ставит чашку передо мной на стол, и я обхватываю ее ладонями, грея холодные руки о горячие бока.

– Что случилось? – спрашивает мама.

– Похоже, я упала в обморок.

– Почему? Медсестра сказала, что ты не ела, однако твой ланч-бокс каким-то загадочным образом оказался пуст.

Я молчу, маленькими глотками пью шоколад, сосредоточившись на горьковато-сладком вкусе. Все, что я могла бы сказать об этом, кажется полной бессмыслицей даже мне самой. Неужели я потеряла сознание от того, что писала левой рукой? И еще этот сон, или что там было. Я мысленно вздрагиваю.

– Кайла, я знаю, как тебе сейчас тяжело. Если хочешь поговорить, я всегда готова тебя выслушать. О Бене, о чем угодно. Если не можешь уснуть, можешь будить меня в любое время – я не против.

При упоминании имени Бена на глазах у меня выступают слезы, и я часто-часто моргаю. Если бы она только знала, как мне на самом деле тяжело, если бы знала другую часть истории. Меня так и тянет рассказать ей, но как она посмотрит на меня, если узнает, что я, возможно, убила человека? К тому же, даже если она и не будет против, уж отец-то наверняка будет.

– Когда папа возвращается? – спрашиваю я. До меня вдруг доходит, что его нет уже довольно-таки долго. Он всегда много ездит по работе: устанавливает правительственные компьютеры по всей стране. Но обычно хотя бы пару дней в неделю дома бывает.

– Возможно, какое-то время мы его еще не увидим.

– Почему? – спрашиваю я, стараясь скрыть облегчение, которое испытываю в душе.