Сергей Лукьяненко - Ловец видений

Насколько он особенный?

И насколько у него есть эта дурацкая свобода воли, которая отличает людей от ангелов и тварей?

Он твердо знает лишь одно – Страной Сновидений не должен править живой властитель, использующий ее как инструмент для власти над миром. И Спираль не должна подчинить себе самоуверенного тролля, сказавшего когда-то, что если у человека не будет друзей, то сердце окаменеет.

– Григ, мне больно! – выкрикнул Август-Роберт, которого он волочил за собой. – Ты чего…

Мальчишка замолчал, когда понял, что Григ тащит его к хрустальной призме в углу зала.

– Григ! – взвизгнул он в ужасе.

– Молчи! – Григ прижался спиной к хрусталю и почувствовал, как тот начинает размягчаться, плыть под его телом. – Молчи, глупый! Держи!

Он вложил в дрожащие руки нож.

– Это мое решение, понял? – сказал Григ. – Ты же это делал?

Август-Роберт замотал головой.

– Хорошо, не ты, но ты видел, тут нет ничего сложного, – сказал Григ, приставляя кончик лезвия к груди. – Уверен, у тебя хватит сил.

– Ты же не простец, ты не проснешься! – выкрикнул Август-Роберт. – И не воскреснешь, ты не для этого создан!

– Ну, может быть, наконец-то засну? – спросил Григ.

И рванул руки Августа-Роберта на себя.

Нож вошел ему в грудь легко, словно в бумажный лист.

Хрусталь за спиной превратился в мягкое трепещущее желе.

И Григ поплыл в него, утопая, оставляя в прозрачной массе алые брызги крови, сжимая рукоять ножа, выпущенную мальчишкой, глядя на поворачивающегося в его сторону краба, на упоенно сражающихся и не видящих ничего вокруг тролля с выщерблинами на каменном теле и женщину с обожженной щекой.

«Надо обязательно придать лицу выражение снисходительной иронии» – подумал Григ.

Но мир почему-то переворачивался, зал теперь был сверху, кричащий что-то Август-Роберт застыл над головой, Апломбная Такса взвилась в прыжке, тролль и женщина наносили друг другу удары, медленно, будто под водой, прыгая по превратившемуся в потолок полу, а краб смешно перебирал ногами, забыв о сражающихся и спускаясь к нему. И Григ понял, что зловещий жертвенник был не более чем антуражем, а работать с ним краб будет прямо в прозрачной глыбе – щелкая челюстями и клешней, выпуская из хоботков жидкое золото и серебро, азартно творя из Грига пятую фигуру и завершая строительство Черного Замка.

«Я и прав, и не прав, – подумал Григ ошарашенно. – Я тоже ошибался. Сила, искусство, эмоции, интеллект… требовалась еще воля. Без этого нет полноты. А волю не принести жертвой, это должно быть самопожертвование. Вот теперь… теперь Черный Замок достроен, Спираль Снов замкнулась в бесконечности. Эта Точка Сборки завершена раз и навсегда. Ей больше никому не овладеть. Значит, Страна Сновидений в безопасности. Я симулякр, но все-таки я почти человек, у меня была свободная воля… и я ей распорядился…»

Краб вытянул клешню, вонзая ее в мягкий хрусталь.

И Григ закрыл глаза, хотя это никак не вязалось с выражением снисходительной иронии, которое он хотел сохранить.

Великий Мастер Роберт тоже был прав и не прав одновременно. Григ не отдал Августа-Роберта крабу. Но Григ прошел свой путь, и он ему совсем, совсем не понравился.

Но ведь никто и не обещал, что конец пути будет хорошим?

Смерть оказалась не страшной, но противной – совсем как монстры Говарда, порожденные когда-то его усталым разумом.

У Грига болело в груди, там, где у живых людей бывает сердце.

И это ужасно злило.

Стоп!

Наверное, у мертвых тоже может что-то болеть. Люди успокаивают друг друга, говоря о покойных «отмучался», но кто им сказал, что муки прекратились? С той стороны еще никто не возвращался, даже Снотворцам заказан путь назад.

А вот злиться мертвые точно не могут, чего им злиться-то? Если, конечно, они не привидения или зомби из квартала Ночной Жути, где бывают либо сбежавшие с Детской Площадки малыши, либо впечатлительные девицы-простушки, которые, впрочем, в последнее время предпочитают целоваться с зомби, а не убегать от них с криками…

Подумав об этом немного, Григ пришел к единственно возможному выводу.

Он, вероятно, не умер.

Григ открыл глаза.

Он лежал в кровати, на скомканной простыне, в незнакомой комнате с глухо зашторенными окнами. Стены в обоях с невнятным рисунком, под потолком выключенный плафон, унылый, как сама идея плафона. Воздух пах затхлостью и пылью.

На тумбочке у кровати стоял наполовину пустой стакан с водой.

Или наполовину полный?