Патрик Несс: Вопрос и ответ [litres]

– Лично я, Тодд?

Во рту было кисло, я проглотил этот вкус.

– Нет, но эту войну начал ты !

– Это было необходимо. Чтобы спасти больную, умирающую планету.

Я дышал все быстрее, в мозгу подымался туман, голова тяжелела, но и Шум попутно краснел.

– Ты убил Киллиана.

– К огромному моему сожалению, – кивнул он. – Из него вышел бы превосходный солдат.

– Ты убил мою мать. – Горло у меня перехватило (заткнись), Шум налился горем и яростью, в глаза кинулись слезы (заткнись, заткнись, заткнись). – Ты убил всех женщин в Прентисстауне!

– Ты веришь вообще всему, что тебе говорят, Тодд?

Последовало молчание, настоящее, неподдельное; даже мой Шум задумался.

– У меня нет никакого желания убивать женщин, – сказал он. – И никогда не было.

У меня отвалилась челюсть.

– Нет, было …

– Сейчас не время для урока истории.

– Ты врешь !

– Ну, а ты все доподлинно знаешь, да?

Голос похолодел. Мэр покинул круг света, а мистер Коллинз выдал мне такого тумака в ухо, што я чуть не опрокинулся на пол.

– Ты ВРУН И УБИЙЦА! – заорал я во всю глотку.

В ухе адски звенело, но тут мистер Коллинз ответил мне с другой стороны – крепко, словно поленом, для симметрии.

– Я тебе не враг, Тодд, – повторил мэр во тьме. – Прошу, не заставляй меня так с тобой поступать.

В голове было так больно, што я промолчал. А што я мог ему сказать? Уж точно не то, чего он хотел. А за все остальное они из меня тут дух выбьют.

Это конец. А как иначе? Они не дадут мне жить. И ей тоже.

На этом все должно кончиться.

– Я очень надеюсь, что на этом все кончится, – голос мэра звучал чисто правдой. – Надеюсь, ты скажешь мне, что я хочу, и мы, наконец, сможем все это прекратить.

А дальше он сказал…

Дальше сказал…

Он сказал:

– Пожалуйста.

Я поднял глаза, моргая, всматриваясь сквозь наливающуюся подушкой опухлость.

На его лице была написана забота… почти мольба .

Какого черта? Какого трепаного, шлепаного черта?

И я снова услышал у себя в голове жужжание…

Не такое, как просто у чужого Шума…

Пожалуйста, как будто это я его произнес…

Пожалуйста, словно это мой голос, словно оно исходило от меня…

Рвалось из меня, давило изнутри…

Я почти сам хотел его сказать…

Пожалуйста…

– То, что ты думаешь, будто знаешь, Тодд, – голос мэра так и кружил у меня в голове, – все это неправда.

И тут я вспомнил.

Вспомнил Бена.

Как Бен говорил мне вот это же самое.

Бен, которого я потерял…

Мой Шум вскрепчал.

И отрезал его.

Молящее выражение разом пропало с мэрской физиономии.

– Ну, ладно. – Он слегка нахмурился. – Но не забывай, ты сам это выбрал.

Он выпрямился.

– Как ее зовут?

Мистер Коллинз ударил меня в голову так, што у стула две боковые ножки оторвались от пола.

– Как ее зовут?

– Ты и так это знаешь…

Бумм. Еще один удар, с другой стороны.

– Как ее зовут?

– Нет.

Буммм.

– Скажи ее имя.

– Нет!

БУМММ.

– Как ее имя, Тодд?

– ЕТЬ ТЕБЯ!

Ну, я не «еть», конечно, сказал, и мистер Коллинз так мне двинул, што мне чуть голову не оторвало. Стул, наконец, потерял равновесие, и я вместе с ним опрокинулся боком на пол. Я вывалился на ковер, а руки у меня по-прежнему были связаны, так што я уткнулся мордой прямо в Новый свет, што и ничего, кроме Нового света, собственно, и не осталось.

Я немного подышал в ковер.

Носки мэрских ботинок приблизились к моему лицу.

– Я тебе не враг, Тодд Хьюитт. – Ну надо же, еще раз. – Просто скажи мне, как ее зовут, и все это кончится.

Я набрал воздуху в грудь и тут же выкашлял его обратно.

Попробовал еще раз и сказал-таки то, што собирался сказать:

– Ты – убийца.

Молчание.

– Ну, значит, так тому и быть.

Ноги ушли. Мистер Коллинз сгреб стул с пола вместе со мной. Организм взвыл под собственным весом. Я снова сидел в круге цветного света. Глаза уже так запухли, што я и Коллинза-то с трудом различал, хоть он и стоял прямо передо мной.

Судя по звукам, мэр снова стоял у столика и што-то там двигал на поверхности. Царапнул металл.

Он снова рядом. Ну вот, после всего, што блазнилось, што обещалось, наконец он и здесь.

Мой конец.

Прости , подумал я. Прости, пожалуйста, прости .

Мэр положил мне руку на плечо, я дернулся прочь, но она никуда не делась, осталась там, крепко держа. Я не видел, што у него в руках, но оно приближалось, двигалось к моему лицу, што-то твердое, металлическое, с болью внутри, готовое заставить меня страдать и положить конец жизни, но где-то внутри есть нора, туда можно забраться, уползти подальше от всего этого, вниз, вглубь, в темноту, потому што это же все равно конец, конец всему, мне отсюда не сбежать, он меня убьет и убьет ее, и нет ни единого шанса, ни надежды, ни жизни, ничего.