Анна Драницына: Вещь

– Ариночка, детка. Я не вру тебе. Я сейчас все объясню.

– Почему вы отпустили ее? Скажите мне честно.

– Я проводил эксперимент. Пытался погрузиться в мир ее фантазий, но она сбежала.

– Вы врете, я по глазам вижу. Скажите правду, или я сейчас же уйду.

– Хорошо, только сядь. Да, я отпустил ее. Я сам лично помог ей уладить все дела, снять деньги в банке, пристроить тебя и все такое. Я даже привез ее в эту секту и оставил там. Потому что я был в нее влюблен. Видишь ли, в нее все влюблялись. Она была красивая, умная и очень смелая девушка. Я тоже не устоял, хотя до последнего не отдавал в этом отчета. Когда ты впервые влюбишься, то поймешь, о чем я говорю. Это чувство неуловимо, как розовый блик на лице любимой в свете заходящего солнца. Мы провели вместе много дней и ночей, беседуя о ней, о ее жизни и взаимоотношениях с окружающим миром. Я помню ее улыбку, ямочку на одной щеке. Она редко улыбалась, но когда это случалось, будто миллиарды светлячков разом влетали в мой кабинет и танцевали вокруг нас фламенко. Я был восхищен ее смелостью, граничащей с отчаянием, когда она боролась с собой, со своей зависимостью от вещей. Хрупкая, нежная дева одна воевала с легионом черных теней. Она молила меня отпустить ее. Не словами, нет. Слова все зафиксированы на пленке, чтобы ее муж-тиран мог спать спокойно. Она просила меня на уровне мыслей, посылала мне эту мольбу каждый раз, как мы встречались. Да, я был слабый и лживый человек. Мне хотелось заработать денег на этой пациентке, Марат обещал мне передать здание клиники в собственность. Но эта встреча изменила меня, Арина. Я стал совершенно другим человеком. И, кстати, моя любовь в результате спасла ее от того рокового укола, который достался ее мужу. Если бы я не был так очарован ею, то ни за что не стал бы слушать ее бред и прекращать процедуры. Но она знала ко мне подход. За долгие часы беседы мы подружились. Я был с ней не менее откровенен, чем она со мной. И понимаешь, она единственная умела по-настоящему выслушать меня. Она была прекрасна. Да.

– Вы поверили ей?

– Нет, конечно. Я считал все плодом ее больной фантазии до тех пор, пока не произошло все, как она и предсказывала. Начался Кризис, и материальный мир рухнул, как карточный домик. Когда я попал к олам, Изольда предложила мне проанализировать эти записи. В некотором роде это было мое секретное задание. Они подделали мне документы и перевели через границу. Вскоре я разыскал тебя, и мы начали работу над расшифровками. А вот, кстати, и наша прекрасная Изольда.

В коридоре раздался какой-то шорох, а потом каркающий голос проскрипел:

– Иван, черт тебя дери. Превратил дачу в свинарник. Иди, помоги мне перелезть через эти кущи.

В комнату на инвалидной коляске въехала даже не старая, а просто древняя старуха. Ей помогал молодой мужчина лет тридцати. Когда коляска застряла в коридоре, он взял ее на руки и легко, будто пушинку, перенес в центр комнаты. Крепкие мышцы играли под белой рубашкой. Карие глаза смотрели весело, с небольшим хитрым прищуром.

– Алекс.

– Арина.

Он поднес ее руку к губам и поцеловал. От Алекса вкусно пахло незнакомым заморским ароматом. Когда он отвернулся, Арина не удержалась и понюхала свою руку. Ей хотелось подольше удержать этот запах, зажав в ладони, словно редкую бабочку. Молодой человек выглядел совсем не так, как работники ГЦР. По сравнению с другими мужчинами он был очень ухожен, можно даже сказать, выдраен до блеска. Белая рубашка на нем была действительно пронзительно-белого цвета, а не серая, застиранная до невозможности, как форма ГЦР.

– Иван, где моя фарфоровая чашка? Я велела ее беречь как зеницу ока.

Иван Николаевич вдруг весь сжался в комок и стал шарить по шкафам, приговаривая: «Сейчас-сейчас, сейчас-сейчас».

– Неужели потерял, болван?

– Сейчас-сейчас.

– Костный китайский фарфор. Двести лет мне служил верой и правдою, а ты потерял? Или поменял на котлету из крысы в местном ресторане?

– О, нашел целых две.

– Давай сюда. Налей мне и Арине кофейку.

Бабуля была уже совсем слепая, и Арина, не стесняясь, разглядывала ее. Старушка до сих пор пользовалась косметикой, но ее накладные ресницы печально лежали на щеках, лишь немного подрагивая, когда их хозяйка сердилась и кричала. Казалось, она вот-вот попросит – откройте мне веки, как герой литературного произведения. Сколько же ей лет, подумала Арина, если Несси говорила, что в прошлом ей уже было около сотни.

Изольда взяла в руки любимую чашечку, поводила по ней пальцем, словно считывая некое заклинание, и только тогда заулыбалась и расслабилась.