Анна Драницына: Вещь

Дорогая, милая Аришка-Решка. Я не представляю, как ты сейчас выглядишь, чем ты занимаешься и в каком мире живешь. Я записываю тебе послание из прошлого, которое может пригодиться. Час назад, когда я последний раз тебя видела, ты была совсем крохой и только-только начинала делать первые шажки. Ты – это то единственное, что держало меня тут, но я все же приняла решение уйти, прихватив всю гнусь прошлого с собой. Несси – великий ассенизатор мира. Не знаю, что там у вас сейчас происходит, но думаю, ничего хорошего. К сожалению или счастью, материя не может без души, а Лев без Единорога. Это два сообщающихся сосуда, и если мой переход удался и мир изменился, то человечество снова в дерьме. Поэтому я решила тайком оставить тебе эту запись. Несомненно, это – предательство однорогих, но надеюсь, доктор сохранит ее и передаст тебе строго конфиденциально».

Несси размяла тонкими пальцами длинную сигарету, открыла окно и выдохнула туда дым.

«Мне надо сказать тебе кое-что очень важное. То, что сильно изменит твое отношение к жизни. Но ты, пожалуйста, не суди нас строго. Я и твои родители оказались в нелегкой ситуации, и то, что мы натворили под гнетом обстоятельств, принесло нам много горя».

Несси ненадолго замолчала, собираясь с мыслями.

«Ты знаешь, твоя мама была прекрасным человеком. Это будет для тебя шоком, но я сейчас говорю не о той женщине, что тебя вырастила и кого ты искренне любила и называла мамой, а о твоей настоящей матери. Это моя подруга Верка, с которой мы были очень близки, но поссорились из-за мужчины. Поверь, так бывает у женщин. Мы обе вели себя глупо и подло и обе за это поплатились самым ценным, что у нас было, – нашей дружбой. Предали друг друга, зарезали без ножа. Я отправила твою мать в тюрьму и ужасно страдала из-за этого. Месть не приносит облегчения, как думают многие. Никогда не мсти, девочка моя. Обиды, злость, зависть разъедают нас изнутри, и эйдосы заползают туда, похрюкивая от удовольствия. Уж поверь мне, я знаю. Когда мы опомнились, было уже поздно. Недавно я решилась повидать твою маму в тюрьме и попросить у нее прощения, но она была уже при смерти. Она просила меня лишь об одном – забрать тебя из тюрьмы любым способом как можно быстрее. Я пошла к начальнице и поменяла тебя на свой кулон с бриллиантами. Я хотела забрать вас обеих, но, увы, твою маму мне выкупить не удалось, а через пару дней ее уже не стало. Подожди минуточку…»

Арина видела, как на небольшом экране Несси дрожащими руками снова чиркает спичкой и прикуривает сигарету. Небрежным движением она вытерла слезы, закурила и снова улыбнулась в камеру.

«Знаешь, Захер убьет меня за курение. Но черт с ним, это моя последняя сигарета. Имею право. Так вот. Я виновата перед Веркой еще и в том, что нарушила одно обещание. Это тяготит меня, поэтому я расскажу тебе про некоторые скелеты в шкафу твоей семьи. Та женщина, что вырастила тебя, – твоя родная бабка. Мне не следовало отдавать тебя ей, но ситуация сложилась так, что другого выбора у меня не было. Знаешь, твоя мама сбежала из дома, когда ей было семнадцать, и больше родители ее не видели. Они сильно обидели ее. Очень сильно. Пожалуйста, когда у тебя будут дети, люби и береги их. Когда твоя бабушка увидела меня с младенцем на руках, она разрыдалась. Я отдала тебя ей. «Несси! – крикнула она, когда я уже уходила. – А как назвать девочку? Вера не говорила?»

«Зовите ее Арина. Ласково – Орешик, Решка».

Радость материнства оказалась не для меня. А ведь могло быть иначе. Или не могло? Кто теперь ответит на этот вопрос? Но заочно ты все равно мой ребенок. Береги себя, девочка. Я всегда буду рядом. И последнее. Если там, где ты сейчас, все плохо и бушует смерть, ты теперь знаешь, что делать…»

Когда Иван Николаевич вошел в комнату, Арина сидела, задумчиво обняв видеокамеру, покачиваясь из стороны в сторону.

– Ариша, все в порядке?

– Вы смотрели эту кассету?

– Нет, но…

– Почему вы сразу не рассказали всю правду? Зачем было играть со мной в ребусы? Разве это смешно? Разве история жизни моих родителей вас так веселила?

Арина вскочила с дивана и вплотную подошла к Ивану Николаевичу. Ее синие глаза стали черными от ярости. Первый раз он видел этого ребенка в гневе и даже немного испугался, потому что был уверен, что в силу мягкости характера она не способна на такие чувства. Ее губы дрожали.

– Она сказала, вам нельзя до конца верить. Что вы все время врете. А я думала, у меня появился друг. Впервые за столько лет я не была одинока.