– А я знаю прекрасно! В тридцать лет он был композитором. В пятьдесят работал, как инженер, на стройке солнечных станций в Туркестане. А когда я посещал медицинский, ему было в то время лет шестьдесят.
– Кажется, - сказала Майя, - он нашел себя, именно, здесь.
– Еще бы! Но, видишь ли, мне пришла мысль, что он выглядит так хорошо лишь потому, что никогда не смеется.
– Да, он выглядит прекрасно! - согласилась Майя. - Однако тебе необходимо, по его предписанию, подняться наверх.
– С удовольствием, если ты поможешь мне!
Опираясь на плечо Майи, он вошел в лифт.
– Я забыл спросить: какой это город?
– Магнитогорск!
– Значит катастрофа произошла здесь, на Урале?
– Да!
– Позволь. Насколько мне известно, Бойко - профессор Ленинградского института. Как же…
– Он прибыл сюда по поручению Республики.
– Значит я был очень слаб, если меня не решились отправить в Ленинград?
– В тот день над Республикой пронеслась магнитная буря и мы… просто не хотели рисковать; тем более, что первый осмотр подавал надежду на твое выздоровление.
– В таком случае… - произнес Павел.
Но в это время лифт уже остановился. Опираясь на плечо девушки, Павел сделал несколько шагов. Свежий, прохладный' воздух ударил ему в лицо. Он остановился, почувствовав легкое головокружение, и с любопытством посмотрел по сторонам.
Был вечер.
От голубого света неоновых ламп розовый мрамор балюстрады казался синим. Тихо качались широкие листья каких-то незнакомых растений.
Павел прошел к шезлонгу, стоящему около огромной вазы с орхидеями, опустившими белые пышные звезды в фиолетовый разлив вечера.
Снизу доносился шум огромного города. Кругом сияли огни, ярко сверкавшие в темноте ночи; трепетно дрожали гигантские световые полотна телеаппаратов, и пыльные глаза летящих авто и такси плыли в буре света, который бушевал внизу, убегая в освещенный голубыми огнями горизонт.
– Как он шумит однако, - покачал головою Павел, прислушиваясь к ровному гулу Магнитогорска.
Опираясь на балюстраду, он восторженно смотрел на кипящий огнями Магнитогорск, гудящий полифоническими прибоями. Звон пневматических таксометров, глухая вибрация авто, пенье сигнальных сирен, щелканье телевоксов, музыкальное шипение городских пылесосов и: чудовищных вентиляторов приглушенным тремоло катались над улицами и площадями. Нарастая гаммами легато, стаккато, портаменто, в терциях, в октавах и в секстах, качалась над городом многопудоная оратория. Она расплескивалась вверху, расчлененная на миллионы звучаний, и внезапно, как бы освободив скованные голоса, с ревом плыла в орущее небо.
– Ты видишь? - волнуясь спросил Павел, простирая руку над городом, - видишь этот полный живого биения город? Чувствуешь энергичную пульсацию жизни? Как кричит жизнь?! Разве мы не дети своего времени? Зачем нам города отдыха, когда живой и радостный рев наполняет мои вены кипучей кровью и мускулы начинают дрожать от бешеной энергии?… Бойко!? Ну, что же, он мертвый человек? Лечиться надо вот этим… Да, да! Больные должны включать свои расслабленные интеллекты в животворную пульсацию, а не в тихое течение Города Отдыха.
Я убежден, что города отдыха и больницы располагают к тому, чтобы болеть. Разве я не прав?
– У тебя истерика, - сказала Майя. - Если тебя опустить в этот котел, - она кивнула вниз головой, - ты сваришься через пять минут. Бойко велик. Нет равного ему в медицине. Бойко для нас, молодых врачей, это желанная гавань, куда мы хотели бы прибыть как можно скорее. Быть таким, как Бойко, - это мечта каждого из нас… Не беспокойся, если бы тебя можно было выпустить из больницы, Бойко это сделал бы… Твои мысли горячи, ты не можешь быть благоразумным… Ты должен понять, какую огромную пользу принесет тебе отдых. Иначе нельзя лечиться. Это не старая медицина, когда больному давали порошки и он их принимал пополам с водой и скептицизмом.
Павел не стал спорить. Это было бесполезно. Он знал, что ему придется подчиниться требованию Бойко. Обращаясь к девушке, Павел сказал шутливо:
– Ты меня убедила! Сдаюсь!
– Ну, вот видишь, - засмеялась Майя, - значит у тебя мозги способны воспринимать разумные истины с полуслова!
– Но я уже сдался, - сказал Павел, - а лежачего бить не полагается… Ведь, кажется, так говорили в древности?!
Смеясь и перекидываясь шутливыми словами, они стояли у балюстрады.
Над бурей огня и света пронеслись зеленые и красные световые сигналы. Прожекторы погасли. С неба упала вниз световая сеть. Густой мрак налил темнотою небосклон, и только отсветы притихшего и потускневшего внезапно города тускло светились над пролетами проспектов.
Читать дальше