Сергей Норка - Русь окаянная

«Золотой телец» оказался сильнее ленинских идей. Новая экономическая политика, которую, скрепя сердце, ввел основатель партии (идеологами и практиками которой стали примазавшиеся к партии чуждые элементы типа Рыкова и «Коли Балаболкина»), оживила торговлю и ремесло, но начисто исключила индустриализацию. Тот самый хребет, на котором должно было вырасти государство нового типа. Вот уже семь лет прошло после окончания гражданской войны, а она фактически все еще продолжается. Со стрельбой и военнопленными. Террор не прекращается и носит уже не классовый характер. Страна в кольце врагов. Не поднимется индустрия, не создастся военная промышленность — сомнут. Посадят марионеточных правителей и превратят страну в сырьевой придаток. Где взять людей? Где взять деньги?

Он взял с письменного стола красную папку, развязал тесемки и вынул несколько листков бумаги. Это был список, принесенный несколько часов назад Ягодой. Стал читать:

Каменев — 40 млн. швейцарских франков в «Креди Свисс», 100 млн. франков в «Париба», 700 млн. марок в «Дойче банк»;

Бухарин — 80 млн. фунтов в «Вестминстер бэнк», 60 млн. франков в «Креди Свисс»;

Рудзутак — 200 млн. марок в «Дойче банк», 30 млн. фунтов в «Вестминстер бэнк»…

Фамилии, цифры. Цифры, фамилии. Список насчитывал несколько тысяч фамилий. Перерожденцы. Ворюги.

«Железный Феликс» дважды выезжал в Швейцарию якобы для поправки здоровья. Вот оно, его здоровье! Семьдесят миллионов швейцарских франков! Хитрый лис Менжинский сумел раскопать документы и представить генсеку. Жесткий разговор вызвал сердечный приступ у «солдата революции». Валялся в ногах, обещал все вернуть. А накануне съезда взял и помер. Уплыли денежки, а «светлый образ» накрепко поселился на Лубянке. Нет, так действовать нельзя.

Внутри кипела ярость. Он схватил тяжелую бронзовую пепельницу и грохнул ее об пол, но ярость не утихала. Ну, погодите! Вот они, деньги на строительство социалистической индустрии. Перед его глазами замелькали заводы и фабрики, боевые корабли и самолеты. Танки… Он опять зашагал по кабинету, затем остановился и задержался взглядом на портрете основателя партии и государства. До чего ж трезво мыслил! Не верил никому. Да, деньги есть. И деньги немалые. А люди? Весь партийно-хозяйственный аппарат обуржуазился, а точнее, превратился в обыкновенных взяточников и казнокрадов. Уголовные дела начинать нельзя. Получится подрыв идеологии, ведь это покажет массам, что деньги все же сильнее марксистской теории. А значит, нужно переводить все в плоскость идеологической борьбы. Были взяточники, стали троцкисты. Или вредители. Во-во, «вредители» — самый подходящий термин.

Голову словно сдавило стальными тисками. Он нажал кнопку, и в кабинет неслышно вошел помощник.

«Власика и машину», — коротко бросил ему генсек.

Сидя в машине, которая, выехав из Спасских ворот, тут же свернула на мост и покатила по Большой Ордынке, он тупо смотрел на коротко стриженный затылок начальника охраны. С усилием оторвавшись от этого зрелища, Сталин начал разглядывать мелькающие за окном улицы.

Август 1918 года выдался холодным. Дождь, сопровождаемый промозглым ветром, лил как из ведра. Толпа штатских, спотыкаясь о булыжники, понуро брела под конвоем разношерстной охраны, одетой в полувоенное обмундирование. «Шевелись, — орал белобрысый мужичонка в кожаной куртке, с маузером через плечо. — Попили народной кровушки, теперь и ответ держать. У, контра!» Мат охранников перемешивался с всхлипываниями и стонами серой толпы.

Сталин приказал шоферу остановить машину и пальцем поманил белобрысого. Верный Власик соскочил с заднего сиденья и встал за спиной, положив правую руку на, деревянную коробку с маузером. Белобрысый жестом остановил толпу и подбежал к машине, холуйским чутьем узнав большое начальство.

— Кто такие? — спросил Сталин, откашлявшись и вытерев пот со лба.

— Телигенты. Контра, — с готовностью доложил белобрысый.

Изо всех сил борясь с подступающим приступом лихорадки и дикой головной болью, Сталин спросил, заранее зная ответ:

— Куда их?

— В расход. Куды ж ишо? — радостно изумился белобрысый.

Отодвинув конвоира тыльной стороной ладони, он подошел к толпе. Позади тенью следовал Власик. Взгляд пробежал по лицам обреченных на смерть «телигентов», в глазах которых были мольба и надежда, и остановился на стройном высоком мужчине, одетом в костюм-тройку. Он резко выделялся на фоне остальных кандидатов в покойники: темно-карие глаза смотрели спокойно и даже как-то равнодушно. Но это равнодушие не было прострацией смертника. Скорее, уверенностью в том, что его судьба не подлежит коррекции ходящими по земле.