Лев Аскеров - Приговоренные

И началось светопреставление. Протуберанцы, прошивающие огнем небо и землю, как пьяные забулдыги в кабаке, устроили групповую пляску. Плясали самозабвенно, неистово, дико. Электрические разряды молотами били в скалы. И непонятно было, что несло людям смерть. То ли скалы, по которым от каждого удара протуберанца пробегала некая чудовищная сила, превращающая человека в изваяние из угля. То ли эти, летяшие во все стороны, и выламывающие глаза бутоны ослепительных искр синих, зеленых и оранжевых цветов. Они сыпались на спины выбегающих из укрытий обуянных ужасом воинов и насквозь прожигали их.

Гроза продолжалась недолго. Зато долго лил дождь. Проливной. По склону, в ущелье, увлекая за собой погибших в электрическом аде людей, обрушился сель. Ущелье превратилось в озеро…

К рассвету от этого озера остались зловеще поблескивающие осколки луж. Они вроде старческих глаз, затянувшихся бельмами, по-мертвому смотрели на занимающийся день и на оставшихся по чистой случайности живых людей. Случайность эта была не случайной. Ее устроил Пытливый. Остались в живых те, кто сопровождал уворованное чужое добро и людей.

— Боги!.. Боги наказали их!.. — шептались пленники.

Их сторожа вытаскивали из топкой грязи и из-под неподъемных каменьев трупы своих сородичей. Предводителя своего они нашли у подножия горы. Синий до черноты он лежал в вымоине под придавившим его железняком и был скукожен, вроде эмбриона в чреве матери…

А спустя два дня в объятое горем стойбище ворвались одержимые местью всадники Ареско. Перед набегом, собрав вокруг себя пращников, лучников и копьеносцев, он твердо сказал:

— Никого не жалеть. Все сравнять с землей.

От того, что сделали воины Ареско у Пытливого встали волосы дыбом. Ареско с опьяненными от крови воинами и богатой добычей возвращался к себе в городище мимо той же самой горы, названной «Гневом Богов».

«Они такие же звери», — с дрожью в голосе шептал Пытливый.

Он теперь ненавидел Ареско.

— А стоит ли, Пытливый? — прервав вдруг беседу с одним из слушателей, спросил его мастер Верный.

Пытливый опешил. Значит, Верный все видел и все знает.

— Наверное не стоит, — до ушей покрывшись прилившей к лицу кровью, согласился он.

— Правильное решение. Иначе из исследователя ты запросто превратишься в мясника.

— Я чувствую себя убийцей, Мастер. Да что значит, чувствую…

— Hе кори себя, — остановил его Верный. — Только ответь ты действовал по версии или спонтанно?

— Hе знаю. Признаться, одна мысль было появилась, но я, к сожалению, ее тут же потерял. Однако она, я точно знаю, не имела к моим действиям никакого отношения. Просто мне подумалось, что если те, кто убивал тоже ощутят физическую боль и горе от потери близких, то впредь они не станут так поступать. Станут лучше, чем были…

— Пробовали! — перебил его Верный. — То есть, на первых порах мы предпринимали такую попытку. Они становятся хуже… Нам надо было вас предупредить.

— Да, — наученный горьким опытом, соглашается Пытливый. — Как ни банально это звучит, но зло порождает зло. Ненависть становится обвальной. Так они и перебить друг друга могут.

— В том-то вся и заковыка. Казалось бы, едва вылупились. Только вышли из-под тепличной оболочки и тотчас же принялись рубить себя под корень.

— Процесс самоуничтожения? — спросил Пытливый.

Мастер пожал плечами.

— Hе думаю.

— Может, для приобретения позитивных качеств это естесственный ход развития? — предположил слушатель.

Спросил и поймал себя на том, что говорит словами из учебника. Это ему не понравилось. Оно могло не понравиться и Верному. Мол, прилежный школяр зазубрил азбучные истины и шпарит их себе с умным видом. Хоть придумал бы что-нибудь свое.

Успокаивало лишь то, что эта учебная монография под названием «Возникновение и развитие жизни» представляла из себя сорок увесистых томов из ста восьмидесяти книг. Кроме того, на факультете «Программирование жизни», который некогда заканчивал Верный, он изучался в неполном объеме. Во всяком случае, раздел «Иллюзорность бесконечности», где излагалась та истина, что он вложил в вопрос, Мастер изучал в усеченном виде. А вот он, Пытливый, по этому разделу сдавал экзамен. И многое еще было свежо в памяти.

А память у него была отменная. Прямо-таки фотографическая. И он мысленно и с большим тщанием листал страницы пособия, чтобы отыскать строчки, которые были бы сейчас кстати. И нашел. Это был целый абзац из Введения, предваряющего раздел «Иллюзорность бесконечности».