Лев Аскеров - Месть невидимки

Имея два взаимопротивоположных образования, проф. Караев на протяжении многих лет пытается убедить коллег, в т. ч. и признанных светил мира — Б. Колби (Великобритания), Г. Бирони (Италия), П. Лаваль (Франция), академик Г. В. Груздев (СССР) — о перспективности исследований проблем психиатрии в плоскости физико-технических подходов.

Прилагая письмо-отзыв одного из названных мною выдающихся психиатров планеты — итальянского ученого Г. Бирони, беру на себя смелость привести выдержку из него.

„Идею уважаемого профессора М. Караева, — пишет он, — на мой взгляд, следует не рассматривать, а диагностировать. Проводить много времени в обществе людей с тяжелыми психическими отклонениями — дело похвальное, но чревато хорошо известной специалистам опасностью. Опасностью, которая, очевидно, не миновала добросовестного доктора“.

Трудно не согласиться с г-ном Бирони, столь тактично сформулировавшим недуг профессора Караева М. Р. В его поведении явно присутствуют признаки мании величия. В кругу коллег и во время публичных лекций он неоднократно абсолютно серьезно утверждал, что его изыскания и разработки, находящиеся на стыке двух наук, имеют революционное значение для всей науки в целом. И он, де, за это в скором времени будет увенчан лаврами Нобелевского лауреата.

Исходя из вышеизложенного, возглавляемое мной Министерство ненавязчиво, но неуклонно ограничивает выступления профессора перед массовой аудиторией, а тем более — перед молодыми врачами и студентами. Психическая деградация проф. Караева вызывает в нашей среде искреннее сожаление, а его резкие выпады в адрес властей рассматриваются как симптомы мании величия. На мой убежденный взгляд, проф. Караев М. Р. нуждается скорее в снисходительности, нежели в санкциях государственного осуждения.

С уважением…»

И подпись. Заковыристая. Витиеватая. С закорючками и крендельками. Любой графолог определил бы, что этот росчерк принадлежит человеку непомерно самовлюблённому, но вместе с тем обладающему недюжинными способностями к интригам.

Вот это был бы диагноз! Не в бровь, а в глаз! Караева так и подмывало стукнуть кулаком по столу. С каким удовольствием он вломил бы в морду этому подлецу!

«Всё чушь! Иезуитская полуправда!» — кипел он и готов был в голос крикнуть об этом. Но не мог: насмерть перепугал бы мирно сопящих в своих креслах шкафообразных ребят.

В кабинет бесшумно влетел Пуфячок.

— Хозяин! — сдавленным голосом просипел один из Шкафов, и они необычайно прытко вскочили с мест.

— Ну, где он?! Докладывайте! Живо! — прокудахтал хозяин.

— Он пропал, сэр, — потерянно проговорил Угрюмый.

— Что ты мелешь?! — подскочив к нему, грозно прошипел тот.

— Так точно, босс! Он исчез, — подтвердил Драчливый Шкаф.

— За кого вы меня принимаете? — с леденящей душу угрозой спросил их хозяин. — Это вы того… — он покрутил пальцем возле виска. — Это у вас крыша поехала!

— Никак нет, сэр, — виновато возразил Угрюмый. — Мы его взяли. Я сидел с ним на заднем сидении. И вдруг… он пропал… Николай, — он кивнул на товарища, — даже не успел тронуться с места.

Лицо Пуфячка перекосило, словно он сдуру зажевал горького перца и задохнулся им.

— А ты что скажешь, Ник? — с неимоверным трудом заглушив ярость, обратился он к Шкафу Малому.

— Витёк не врёт… То есть… — быстро поправился он, — Вик говорит правду, хозяин. Так оно и было. Они сели позади, а я за руль. А потом…

— Что потом, Ник? — вкрадчиво дознавался Пуфячок. — Давай! Давай!

— Потом случилась та бесовщина. Витек крикнул: «Мать твою, Коля, куда он подевался?!» Я обернулся, а того, чернявого, и след простыл… На сидении лежал только вот этот баул. Его баул. Чертовщина какая-то… Звука открывающейся двери я не слышал. Да и вряд ли он сумел бы ее открыть. Я их заблокировал… Улица была пуста, а он человек приметный…

Пуфячок смешно рухнул в кресло, в котором только что сидел Шкаф по имени Витек и, обхватив руками плешивую голову, принялся мотать ею из стороны в сторону. Потом, вероятно, примирившись с происшедшим и все еще размышляя о чём-то, обреченно поинтересовался:

— Небось, напугали его? И здорово?

— Нет! — выпалил Угрюмый.

— Да! — столь же поспешно признался Ник.

— Ах вы, мордовороты сибирские! Я же предупреждал: будьте с ним вежливы. Пригласить, а не запихивать в машину…

— Да как можно было не запихивать?! — возмутился Витёк. — Мы с ним говорили по-свойски. По-русски. А он подумал, что мы — менты из России… Ну, и навострился дать дёру.