Эмил Манов: Галактическая баллада

— Увы, мой милый Марсель. — Профессор обнял своего студента за плечи и посмотрел ему в глаза. — Вы забываете, что исследования в этом плане закончены. Мы — одни в этой Галактике, друзья, одни, как был одинок и гражданин Адам прежде чем сообразил создать из своего ребра Еву… — Он улыбнулся. — Я думаю, Марсель, что Ева была создана не из Адамова ребра, а из Адамова одиночества. Но человечество уже слишком старо для. того, чтобы создавать новые мифы, не правда ли?

— Однако, это — исследования с расстояния, профессор Карпанье. Никто еще не проник в глубины Галактики.

— Да, конечно. Персонально никто не проник. И никто не проникнет, мой мальчик. Диаметр Галактики — более ста тысяч световых лет, а ее «толщина» только тысяча пятьсот… По этим причинам никто не может до нас добраться, даже если допустить, что гдето существуют цивилизации, подобные нашей. Но эффект Дринкутра, а позже и эффект Дринкрома бесспорно доказали отсутствие разумной жизни в Галактике. Исключая земную, естественно. Поэтому-то человечество и умерило свои космические амбиции в отношении овладения солнечной системой.

Марсель молчал, но в его молчании чувствовалось упорное несогласие. Он был немного поэтом и обладал способностью поддерживать самые невероятные теории, если они приходились ему по душе.

При всем своем уважении к профессору и науке, он все-таки в конце концов пробормотал себе под нос:

— Я не верю, что Вселенная — пуста. Это невозможно, это было бы ужасно…

Профессор Карпантье услышал его. Он знал это чувство протеста против фактов, против жестокости известных истин. Он и сам поверил в теорию Дринкрома лишь, когда ему пошел девяностый год, и то в день, когда скончался его самый близкий друг. Марсель был слишком молод, чтобы смириться с мыслью о галактическом одиночестве человечества.

— Давайте вернемся на землю, — сказал с улыбкой профессор. — Итак, друзья, мы видим перед собой пустыню, печальный памятник, оставленный нам Эпохой Абсурда. Такое название целой эпохи звучит несколько нелепо, но оно близко к истине. В древнем обществе, раздираемом духом антагонизма, абсурд не являлся только литературным понятием. Он существовал реально, в самой жизни. Подумайте только: общественное богатство было достоянием людей, которые ничего не создавали; во имя свободы создавали тюрьмы для тех, кто боролся за свободу; во имя национального благополучия велись разрушительные войны, а религия, проповедующая любовь и братство, благословляла их; человеческое достоинство измерялось деньгами и властью над человеком — и будто какая-то невидимая злая сила превращала любое доброе дело в его противоположность…

Что касается сверхбомбы, которая превратила эту местность в пустыню, она прилетела сюда с Востока, но, как было установлено позже, была запущена с одной из ракетных баз в Калифорнии. Целью обмана было создать впечатление запуска ее Советским Союзом для того, чтобы вызвать войну между Западной Европой и Востоком. «Ястребы» в США рассчитывали сохранить силы для решающего удара. В действительности как уже знаете, эта сверхбомба отметила конец Эпохи Абсурда. Это случилось в 2033 году, когда…

Профессор не закончил фразы. Он заметил, что Оцеола повернулся и к чему-то прислушивается, потомок делавэров никогда не делал этого во время лекции.

— В чем дело, Оцеола?

— Извините, профессор, — сказал Оцеола. — Я слышу чей-то голос…

— Не только мой?

— Не только ваш.

Студенты уже смотрели туда, куда и Оцеола. Профессор тоже посмотрел, но ничего не услышал. И ничего не увидел — кроме развалин какой-то древней постройки.

— Вот опять, — сказал Оцеола.

На этот раз все услышали. Это был человеческий голос. Слова звучали глухо, как будто шли из-под земли, и в начале профессор ничего не понял.

— Странно, — сказал он. — Сюда никто не может попасть без предварительной иммунизации против меланхолии. В Управлении исторических памятников мне сказали, что на сегодня не предусмотрены другие посещения.

Голос продолжал говорить — медленно, с большими паузами.

Это был мужской голос, низкий и немного осипший. Профессор ожидал услышать хотя бы еще один, ведь человек не может разговаривать сам с собой, но этого не произошло. Невидимый продолжал свой монолог.

— Он говорит что-то о нашем шаре, профессор, — тихо сказал Марсель. Странно, я понимаю некоторые слова, а другие мне совсем незнакомы…

— Подождите!

Профессор вслушивался, приставив ладонь к уху. В его глазах мелькнуло недоумение.