— Нет, Чжан. Это нужно просто запомнить.
— А, — Чжан качает головой. — Какой у вас все-таки трудный язык. Как много запомнить нужно.
— На себя-то посмотрите. Знаешь, как у нас говорят, если что-то непонятное написано? Китайская грамота.
Над печью меж тем восходят, как адские светила, раскаленные электроды. Раскрывается огненный зев, и помощник сталевара на машинке, переделанной из крохотного погрузчика «Хюндай», начинает чистить порог. Шлак сплошной струей стекает вниз, Чжан смотрит на это, чуть склонив голову.
Потом к печи подбирается сталевар с копьем пробоотборника.
— Почему не автомат? — Чжан забывает перейти на русский.
— А что это вы опять температуру вручную меряете? — спрашиваю я.
— А это дневная смена забыла вовремя сменить насадку, спалили датчик, — отвечает Паша.
Чжан понимает его без моей помощи, морщит лоб, бормочет под нос:
— Сунь У-кун управляет Поднебесной, а у самого руки-ноги волосатые… — и тут же спохватывается: — Ты это не переводи, не надо.
— Почему это не надо? Очень даже надо, — с оттенком злорадства говорю я, и объясняю Паше: — Товарищ Чжан выражает недовольство некомпетентностью российского персонала.
— Так понабирали же мальчишек, а они… — Паша жмет плечами, не отрываясь от пульта. — мартышки криворукие.
— Он точно не понимает по-китайски? — озабоченно спрашивает Чжан. Я фыркаю. Паша, сам того не ведая, уловил коннотативную составляющую пословицы о Сунь У-куне, денотативная часть которой была переведена мной на русский.
— Успокойся, не понимает. И не бойся ты так его обидеть. Он не обидится, он умный мужик.
У товарища Чжана явно отлегло от сердца. Его предупреждали, что с русскими работать трудно. У них свои, особые традиции, к этим традициям нужно относиться с уважением. У китайских и японских работников эти традиции вызывают внутреннее содрогание, но инструкции они чтят, и пытаются уважать расхлебайство и безответственность, которые дальневосточный человек уважать органически неспособен. Проявлять — это да, проявлять их может не хуже любого русского, а уважать — нет. Но дальневосточный человек уважает начальство и инструкцию. А в инструкции сказано, что русские — народ крайне чувствительный к оскорблениям своих национальных традиций, и потому не приведи Яньло называть их криворукими мартышками, когда они спалят, например, датчик на автомате для замера температуры.
— Температура 1570. Еще греть?
— Савсем немношко, — Чжан показывает пальцами. — Плоба плишол, будем отдавай.
Проба еще не пришла, но у Чжана с Пашей уже сложилось взаимопонимание: когда придет проба, будем отдавать стальковш на вакууматор.
— Чай будешь? — спрашиваю я.
— Се-се, — Паша благодарит Чжана и подставляет пластиковый стаканчик. Чжан опасливо косится на меня: он точно не знает китайского?
Огненная пасть закрывается, электроды опускаются.
— Пойду на цюгуолу и на ляньчжунчзи, посмотрю, как там дела, — говорю я, совершенно машинально отмечая, что называю печьковш и машину непрерывной разливки по-китайски, а говорю, тем не менее, по-русски. Вавилон, форменный Вавилон.
Куртку — под горло, балаклаву — на лицо, и касочкой все это сверху прикрыть. Днем в цеху было минус двадцать восемь, а сейчас ночь, так что можно смело класть все сорок. А горячо в нашем горячем цеху только в самой непосредственной близости от металла, отойдешь метра на три — и уже холодно, как в Коците. Позавчера была смена у ковшей: лицо горит, задница отмерзает…
Мимо проходят в пультовую сталевары, безусые лица сверкают от жары и пота в тех местах, где не покрыты копотью и угольно-металлической пылью. Что правда, то правда, понабирали детей. На оборудовании экономить нельзя, на людях можно, кроме того, оборудование все новое, по последнему… ну ладно, предпоследнему слову техники — и начальство рассудило, что проще пацанов свежих, только после техникума, с нуля обучить, чем старперов переучивать. Хотя без опытных людей не обойтись, конечно, и в каждой смене есть хотя бы один человек старше тридцати, с десятилетним стажем. Такой как Паша.
Все знают, что вряд ли во мне есть какая-то нужда на печьковше или МНЛЗ. Если бы она была, меня бы вызвали по телефону. Но все также понимают, что я хочу пройтись и размять ноги. На часах без восьми шесть утра, и это предпоследняя плавка за смену.
Мне удалось вернуться назад как раз к выпуску металла, и мы с Чжаном в шестой раз за ночь полюбовались, как днище печи опускается, словно зад огромной тетки, и тугая струя жаркого расплава ударяет в раскаленный огнеупорный горшок.
Читать дальше