Александр Житинский - Голоса

— Вы детей не встречали? Девочку и мальчика? — умоляюще спросил Митя, махнув рукой на воспоминания.

— Не слышу ничего, стар стал… — бормотал дед.

— В какой стороне Коржино? — прокричал Митя ему в ухо.

Вместо ответа старик свернул с дороги в лес и быстрыми шажками стал удаляться. Митя попытался было его догнать, но дед Василий обернулся и погрозил ему палкой. После чего старик скрылся в лесу.

Как ни странно, встреча с дедом успокоила Митю. Он побрел далее по дороге и скоро вышел к той самой развилке, где стояла поленница. На поленнице сидели Катя и Малыш. Между ними на березовых кругляшах были разложены кучки грибов. Дети не заметили Митю, поскольку занимались счетом.

Митя подошел к поленнице и взглянул на грибы.

— Ну, как успехи? — спросил он вяло, чувствуя, что ноги его не слушаются. Потом он сел на пенек, вынул из кармана плаща пачку сигарет и убедился, что они от дождя превратились в кашу. Митя механическим движением выбросил пачку и повторил вопрос.

— Сейчас, папочка, я считаю, — ответила Катя. Подсчитав грибы, она объявила: — Что я говорила? Семнадцать—пятнадцать в мою пользу!

— Я выиграл! — упрямо сказал Малыш, потому что считал плохо, но уверенность в своих силах имел огромную.

— Ну вообще! — сказала Катя. — Папа, он ничего не понимает!

— Где вы были? — устало спросил Митя.

— Здесь, — коротко ответила Катя и удивленно посмотрела на отца.

— А я там был! — махнул рукой Малыш. — Там он рос, а я его ка-ак найду!

Он поднял самый толстый гриб и взмахнул им над головой. Сразу возник спор, потому что Катя считала, что гриб ее. Тут же выяснилось, что ходили они порознь и не перекликались. Им это было ни к чему.

— А вы заблудиться не боялись? — так же вяло продолжал допрос Митя.

— Плутать-то тут негде! — повторила Катя Витькины слова. При этом она дернула плечиком.

— Понятно, — улыбнулся Митя. — Ну, пошли домой.

Отношения с лесом были временно прерваны. Митя вновь надеялся только на себя, а потому вывел детей к деревне прямым путем без лишних волнений.

Через час они уже сидели перед печкой, обильно увешанной их мокрой одеждой, смотрели на огонь и чистили грибы.

— Ты знаешь, я деда в лесу встретил, — сказал Митя жене.

— Какого деда? — не поняла Аня.

— Василия Петровича… Ну Люськиного отца, — сказал Митя и увидел, что жена смотрит на него округлившимися глазами.

— Да ты что! — наконец сказала она.

— А что? В кепке, с палочкой… Еще очень бодрый старикашка. Не слышит только ничего, — усмехаясь, проговорил Митя.

— Митя, он же умер. Мне Люся писала еще год назад… — испуганно сказала Аня. — Ты, наверное, обознался.

— Не знаю… — сказал Митя.

Потом он отложил нож и долго смотрел на угли в печи. В их изломах, в глубоких и причудливых раскаленных трещинах, из которых вырывался жар, ему виделись какие-то морщинистые лица и звериные страшные глаза, полыхавшие недобрым огнем, слышались в потрескивании и шорохе углей невнятные голоса, и все это чудесным образом переходило в знакомую ему науку, в химические реакции и прочие вещи, которые он знал досконально. Но та, другая картина, открывшаяся в глубоком зеве печи, мешала ему. Она таила в себе что-то такое, о чем Мите только предстояло медленно и глубоко догадываться.

Странный человек Митя Богинов! В то время как другие, уехав на природу, вырвавшись на волю, стараются забыть о скучных служебных делах, освободить голову и дать ей возможность легкомысленно отвлечься, Митя с вожделением мечтает о работе. И на этот раз он связывал поездку в деревню с какими-то еще довольно туманными идеями, а главное, с желанием «найти путь». Найти путь нужно было непременно, потому что годы шли, а желаемые результаты никак не появлялись. Митя испытывал предчувствие перемен и острую потребность работать. Он присмотрел в избе рабочее место, тут же названное им «светелкой», хотя там было темновато. Светелка выходила дверью в сени, а с горницей не сообщалась. Там стояла огромная железная кровать с продавленным матрацем, занимавшая половину светелки. Рядом с кроватью находился круглый стол, а чуть дальше, у стены, старый буфет, набитый внизу мешками с крупой и макаронами, а вверху — разными железками, проволокой, гвоздями, ржавыми инструментами, оплывшими свечками, пробками, батарейками, фонарями, пуговицами, веревками, старыми подметками — в общем, всяким барахлом, необходимым в хозяйстве. Видимо, в доме Анатолия Ивановича ничего не выбрасывалось.