Андрей Нуйкин - Посвящение в рыцари

И ревела Катя, и подлизывалась, но добилась-таки своего — взял ее дедушка в море. Только не рыбалка у них вышла, а сплошное расстройство. Вечер уже близился, а по дну баркаса скучно перекатывалось десятка полтора рыбешек. И, конечно, Димка виновной в этом считал ее, Катю.

— Говорил ведь: нельзя женщин на судно пускать, — ворчит он под нос, но так, чтобы все слышали, и для пущей выразительности цыкает сквозь редкие зубы за борт. — Напустят, а потом удивляются, что рыба не идет…

Настроился Димка явно на долгую воркотню, но вдруг осекся.

— Бутылка по носу!

— Опять бутылка, — вздохнул дедушка. — Одни бутылки только в море и плавают. Да керосин. До того загадили стихию — перед рыбами совестно… Ну чего ты за ней тянешься, мусора на баркасе тебе не хватает?

— А бутыль-то запечатанная, — обрадовался Димка, выуживая находку из воды. — И смолой замазанная.

— Ишь ты! Не упусти, коли так, пустые бутылки кто затыкать станет!

— Может, там карта про старый пиратский клад?..

— А вдруг джинн злой, вроде брата Хоттабыча? — испуганно отодвинулась от бутылки Катя.

— Джин — хорошо бы! — причмокнул дедушка, соскабливая ножом смолу. — Однако ром не в пример лучше.

Но и этим надеждам не суждено было сбыться. Бутыль оказалась набитой бумагами. Попробовали вытряхнуть — куда там! Пришлось стукнуть об уключину.

— Да, брат Димитрий, не повезло нам с тобой, — вздохнул дедушка, взглянув на слипшиеся листки, — ни рому, ни клада. Сочинение какое-то, сказки дядюшки Римуса. Ладно, свезем на берег, там прочитаете, если по-нашему написано.

— А может, с крушения кто последнюю волю послал? — продолжал дедушка. — Забирай, Катерина. Рыбы не добыли, так чтение себе привезешь.

— Почему это она «забирай»? — возмутился Димка. — Я бутылку увидел, я ее выудил…

— Так ведь уговор у нас был: весь сегодняшний улов ее, Катеринин, — улыбнулся дедушка. — А моряцкое слово сам знаешь какое!

Вернулись затемно и такие уставшие, что не до чтения было. Как ткнулась в подушку Катя, так и заснула. Утром смотрит, а Димка бумаги по столу разложил, губами шевелит — читает.

— Отдай! Это мое! Я дедушке скажу! — бросилась Катя к столу и остановилась: необычным был брат — серьезным, взрослым. Димка пододвинул Кате стопку пожелтевших мелко исписанных листков.

— Читай!

Катя тихо подсела к столу и нерешительно взяла верхний лист.

«Человеку, прочитавшему эти записи!

Дорогой друг! Прости, что обременяю тебя нелегкой просьбой. У меня просто нет выбора: в любой момент дверь моей камеры может открыть палач. Может быть, ты женщина или старый, больной человек, тогда передай написанное мною кому-нибудь, кто молод, кому несправедливость ранит душу и не дает спокойно спать. Пусть этот человек доведет до конца то, что не смог сделать я. И пусть он не повторяет моих ошибок, тогда ему, может быть, повезет больше, чем мне.

Друг! Это просьба приговоренного к казни, ее нельзя не выполнить!»

— Читай, читай! — сурово сказал Димка и пододвинул второй листок.

Странные все-таки существа мы, люди. Пока живем хорошо, нам скучно, нас манят неведомые дали, мы жаждем приключений и опасностей. А мне сейчас больше всего на свете хочется оказаться дома и, забравшись с ногами на диван, читать какую-нибудь книгу. Чтобы кругом был полумрак, а светился только зеленый торшер; чтобы часы тикали, а мама с папой сидели за столом, тихо переговариваясь. Очень я любил задавать папе с мамой самые трудные вопросы. Помню, как-то я спросил: «А куда исчезают люди после смерти?»

Папа задумался, стал серьезным, а мама занервничала:

— Не надо про это. Про это страшно.

А папа:

— Нет, почему же? Про все можно. Люди должны правде прямо в глаза смотреть. Даже самой страшной.

Мама рассердилась.