Алан Кубатиев - Жертвуйте на построение рая

На успевании их учили успевать в нужное место. Учитель успевания делал это исключительно: тележка у него выглядела сделанной вручную из выкинутых материалов, но скрывала в себе плазменный мотор, подарок международной организации. Рулил он между ног, со страшной скоростью, но ни на кого не наезжал, хотя мог бы. Тележка была у него одного. А всех курсантов он учил тому же, но с ногами. Слова «Дорогу калеке!» он кричал на восемьдесят три разных лада. Ажбеку тайно рассказали, что он в специальном сборнике написал целую статью про это дело и раньше заставлял учить ее наизусть. По успеванию у Ажбека было твердое «успешно», и это было удивительно, потому что он раньше никуда не успевал. Он надеялся, что потом это отстанет. В промежутках иногда жутко веселились, потому что… Ну, в общем, ясно почему. Время так неслось, что Ажбек приобрел много новых выражений лица. Они ему очень помогали, всегда и во всем.

Одно ему смущало покой, и он тосковал в туалете за закрытой дверью. Вообще-то в туалете тоже серьезно занимались, и были курсанты, которые обучались там как главному. Инструктор, который раскрывал тайны этого дела, умел бесплатно пройти в платный туалет и даже для проверки своего мастерства ездил в Москву, где мог заплатить жизнью, как описано у одного самого современного писателя. Но он сумел расплатиться продукцией. Вот как расплачиваться продукцией всегда, везде и за все, он как раз учил. И было много курсантов, которые умоляли его допустить их в туалет.

Но не это смущало Ажбека, и даже не то, что среди этих курсантов попадались курсантки, и многие среди них были немыслимо красивы, как в парфюмерном отделе или просто на обложке турецкого мыла «Дуру». В его стране турок очень любили, хотя мыло у них было жуткое, но смотреть на него было очень прелестно. Или смотреть на обложку, где написано «Дуру». А мыться можно было не мыться. То есть не мылом. Или редко.

Смущало его совсем другое, о чем он скрытно тосковал за закрытой дверью. Просто очень сильно. Им все время подмигивали, что вот-вот уже выпуск, а куда, не говорили, и никто не знал, а как разузнать выпускников, Ажбек даже в курсе пронырливания не смог найти указаний. Явно они были где-то среди людей, но где именно и вот каких — это был главный секрет. Вряд ли их усовершенствовали так сильно для того, чтобы потом сразу уничтожать: как-то не экономно. Зачем тогда изготовлять, можно уничтожить до этого. Или еще раньше.

А еще тоскливей было, что появились курсанты в масках. У-у-у-у, вот это было совсем. Как было это понять, Ажбеку не удалось узнать даже из курса пронырливания. А когда он решил пронырливать сам, как бы для усовершенствования, его задержали и дали, как в первый раз — не разбив ничего или немножко сверху. В медсанчасти санитары ему еще добавили, приговаривая, что такой порядок. Он почти не обиделся, кроме на одного санитара, который плевал в него издалека и все время попадал. Но санитар предупреждал его тоже издалека, что Ажбеку это пригодится.

Так он и не узнал, чего это будет выпуск — их или из них. Его съедала грусть и тоска, но доучиваться оставалось почти двести порций каурмы-шурпы, не считая авокадо, и этим неразумно было пренебрегать. Ажбек и не пренебрегал. Но все равно тосковал. И грустил.

Потом настал миг, когда его вызвали в кабинет. Там сидели те же люди, которые принимали его на курсы и спрашивали, кто он. Теперь они не спрашивали, а прямо смотрели на него, будто уже знали окончательно. Ажбеку захотелось повыть, но он нашел в себе силы этого не удовлетворять. Кроме того, теперь он обладал знаниями и поэтому скромно так улыбнулся и встал в позу интереса.

Ну герой, сказал Первый-Из-Всех, штаны горой! «И Родина щедро кормила тебя каурмою-шурпою, каурмо-о-о-о-о-о-ою-шурпою-ю-ю-ю-ю…» Это он пропел, и Ажбек человечно засмеялся, потому что в курсе успевания говорилось, что некоторым людям нравится шутить, но они занимают иногда такие должности, что им следует в этом помогать, а то они по обиде могут натворить много чего. Если они, скажем, генерал, или премьер-министр, или даже просто генеральный министр.

Настал и твой час, сказал Первый. Это тебе не у мамки в дому.

Курс успевания предупреждал, что после шуток у людей, занимающих такие должности, всегда наступают серьезные претензии. Так оно и вышло, и Ажбек, чтоб опять не получить по морде, как в первое их знакомство, отразил на лице.

Ты, сказал Первый, самый убедительный. По оценкам твоих наставников и насидников. Вот и послужи Родине. Великий Предок нас как учил? «Золотая эта земля! Дорогая эта земля! Без цены будет эта земля! Сколько б ни продавалась она!» — пропел он, подражая народным певцам, но не очень. А другие страны, попев, продолжил Первый, они все знают себе цену. И очень на этом наживаются. Да еще и гордятся.

Читать дальше