Александр Морозов - Программист

Фасад этого дома был симметричен: два подъезда по краям и высокая, мрачно глядевшая подворотня посередине. У обоих подъездов стояли будки телефонов-автоматов. Освещенные, выкрашенные изнутри красной масляной краской и пустые.

Мне стало грустно. Мне почему-то стало грустно от этих освещенных, мертвенно-красных и пустых, действительно совершенно пустых будок. Мне нужно было подняться на пятый этаж. Мне нужно было войти в квартиру, в которой жила Вероника. Волосы Вероники. Созвездие. Еще пятиклассником я посещал астрономический кружок при планетарии («Площадь Восстания, Зоопарк планетария» — так объявлял остановку весельчак водитель троллейбуса, в хорошем, конечно, смысле сельчак). Я ходил туда морозными, лунными апрельскими вечерами, в этот сад, где стояла серебристая (какI оказалось позже, просто окрашенная серебристой краской фанера) башенка. Одна из долек эллипсоида ее верхушки мягко отходила в сторону, и из черноты внутренности неотвратимо выдвигалась труба, деловито и немножко зловеще (нет, не зловеще, а только деловито и, пожалуй, еще чуть-чуть презрительно) поблескивая на притихший сад волшебными линзами. Так выдвигаются страшные жерла из бортов до поры до времени замаскированного под мирного торговца военного корабля. Так говорят миру: «Познаваем».

Морозный, лунный апрельский сад на площади Восстания. Астрономия. Улететь, улететь куда-нибудь дальше от немыслимой Аэлиты. От первой отличницы с божественнымн ногами. От звуков вальса на выпускном вечере, которые приплывают к тебе из будущего, и в его банальных, разрывающих душу тактах к тебе долетает предсказание оракула, имя которому: точное знание. И оракул вещает: ты будешь на этом вечере одинок. И если ты неглуп, то уже сам от себя добавляешь: и на многих других тоже.

И все это в пятом классе. А все-таки ты уже умеешь, уже наделен каким-то чувством, какой-то антенной, позволяющей улавливать сигналы из будущего…

Мне стало очень грустно. Пятый класс. Первая отличница. Морозные, лунные апрельские ночи. Дредноут обсерватории в саду. Астрономия. Волосы Вероники.

Мне стало очень грустно. Я подошел к ближайшему из подъездов и вошел в телефонную будку. Моя Вероника была первая отличница и красавица. А я был пятиклассник. Я сильно увлекался астрономией. Я набрал: номер телефона Лиды. Я знал, что подойдет Исидора Викторовна. Я и хотел, чтобы подошла именно она. Как хорошо хотеть того, что непременно сбудется. Оно сбылось, мое неясное желание. Я сказал:

— Исидора Викторовна, можно я сейчас приеду к вам?

— Но меня нет дома, — сказала она.

— Я приеду туда, где вы сейчас находитесь, — сказал я. — Я приеду на квартиру к Лиде. Ведь вы сейчас там?

— Я — там, — ответила Исидора Викторовна. А потом, усмехнувшись как-то незнакомо, но желанно, так, как мне она никогда не могла и не должна была говорить, она все-таки добавила:

— Приезжай, а то еще подумаешь, что с тобой говорил автомат. — И еще помолчала и потом еще добавила: — Приезжай, Гена, я чувствую, ты говоришь откуда-то из города, а уже ночь. Ни о чем не думай и приезжай. Лиды нет. Ты же знаешь. Можешь ни о чем не думать. Тебе нужно поговорить со мной? — И так как я все еще не говорил, не спрашивал, не отвечал, не думал, то она добавила уже тверже: — Если приезжаешь, то побыстрее, а то уже все-таки очень поздно, — и повесила трубку.

Я вышел из будки, и мне. уже не было грустно. Мне стало странно: «Я — там», — сказала Исидора Викторовна. И она действительно была «там», а не «здесь». Она была могущественной родственной душой, но не меня увлекало вверх ее могущество. Она была «там». Она всегда знала, что говорила. Хотя на этот раз это вышло, видимо, случайно.

Это был странный визит. Я пришел к Исидоре Викторовне, но, как она совершенно справедливо заметила по телефону, ее не было дома. Я пришел к Лиде, но ее не было и не могло быть дома: это я знал и сам. Я снова был в переулке за спиной первого российского университета, в доме и квартире, где стояла красивая ночная лампа синего стекла. Лиды не было. Она исчезла слишком быстро: всего-то какие-то полгода. Тогда, после поездки к Давиду Иоселиани, после которой я и попал в первый раз в эту квартиру, она сказала, что вокруг меня что-то происходит. И вот прошло всего несколько лун (как говорят индейцы), а произошло уже много, очень много всего. Не многовато ли для меня?

Хотя конфигурация и опиралась на меня, я прекрасно понимал, что, если я отойду в сторону, она вовсе не рассыплется в тот же момент, не превратится в груду бесформенного хлама. Пожалуй, форму потеряю именно я. Форму, которую придает мне давление событий.