— Ну, — хмыкнул я, — если бы вы были лошадью и поранились, вот как сейчас, нам бы пришлось вас пристрелить, разве нет? Ну или, по крайней мере, я бы это сделал.
Доминик посмотрела на меня и медленно покачала головой. На ее лице — я неким образом рассчитывал, что ее восхитит моя дерзость, — было написано раздражение: она давала понять, что не желает иметь ничего общего с нашими детскими играми. Я сглотнул и почувствовал, как запылало мое лицо; я ждал, когда кто–нибудь из них что–нибудь скажет. В конце концов нарушил молчание Нат.
— А ваш брат сообразительный парень, верно? — сказал он, глядя на нее, а она подняла голову и улыбнулась, будто хотела извиниться за то, что попала в такую неловкую перепалку, хоть и отказалась принять мою сторону. — Ничего не забывает. — Он резко вдохнул и перенес вес тела на здоровую ногу. — Иногда лучше забыть. Можно себе представить, сколько всего было бы у нас в головах, если бы мы помнили все мелочи, что с нами случаются.
В этот миг, пыхтя, к нам приблизилась миссис Амбертон; высунув язык, она благоговейно взирала на Ната Пеписа — они никогда прежде не встречались, но он принадлежал Клеткли–Хаусу, она это знала и была бы счастлива пасть на колени и чистить ему ботинки, если бы он того пожелал.
— Миссис Амбертон, это Нат Пепис, — сказал я, понимая: она ждет, чтобы ее представили. — Младший сын моего работодателя. А это — миссис Амбертон, моя квартирная хозяйка, — добавил я, глядя на него.
— Очарован, — сказал он, бросив на меня неприязненный взгляд, и похромал прочь. — Боюсь, должен вас покинуть. Доминик, полагаю, мы еще увидимся в доме. — Он произнес последнюю фразу тихо, обратившись непосредственно к ней, но так, чтобы и я ее услышал. — Зулус, миссис Амбертон, — произнес он, кивнув в нашу сторону, и удалился.
— Какой милый молодой человек, — произнесла миссис Амбертон, с восторгом глядя ему вслед. — Ну подождите, я еще расскажу мистеру Амбертону, с кем я сегодня говорила!
Я посмотрел на Доминик, и та ответила мне прямым взглядом, не мигая и слегка подняв бровь, точно говоря: «Что?»
Джек сидел под деревом с куском дерева на коленях и сосредоточенно обстругивал его ножом. Я медленно подошел ближе, будто бы опасаясь испугать, и посмотрел на него: полностью сосредоточившись на работе, он состругивал то тут, то там, мастерил что–то непонятное. Я подождал, когда он сделает передышку; вот он поднял деревяшку к свету и сдул с нее стружку, и я подошел к нему, старательно топая, чтобы он меня услышал.
— Эгей. — Он посмотрел на меня, щурясь от солнца. — Ты что здесь делаешь?
Я вытащил руки из–за спины, явил ему пару бутылок пива, позвенев ими друг об дружку, и, состроив пьяную рожу, ухмыльнулся ему. Он засмеялся и, отложив работу, покачал головой.
— Матье Заилль, — сказал он, закусив губу, — обокрал кладовку сэра Альфреда. Я неплохо тебя натаскал, кузнечик.
Он с благодарностью взял одну бутылку и быстрым четким движением зажал горлышко пяткой одной ладони и большим пальцем другой и сорвал пробку.
— Насколько я вижу, Нат вернулся, — сказал я через пару минут, наслаждаясь вкусом жидкости, льющейся в мое горло и охлаждающей внутренности. — Ты веришь в эту историю со светильниками?
Он пожал плечами:
— Я почти не слушал, когда он мне об этом рассказывал, по правде сказать. Похоже, ему очень хотелось похвастаться, а поскольку он поведал эту историю и тебе, я не слишком ему верю. Кто знает, чем он там на самом деле занимался. — Он зашипел и посмотрел на свою руку; поставив бутылку на землю, он снова принялся строгать деревяшку, но отвлекся, разговаривая со мной, и порезал палец. На кончике пальца выступила кровь, когда он прижал ранку. — Ты когда–нибудь видел море, Мэтти? — вдруг спросил он. Я удивленно рассмеялся:
— Море ?
— Да, а что тут такого? — пожал он плечами. — Так ты его видел?
— Конечно. Нам же пришлось плыть по нему из Франции в Англию. Так что я его видел. К тому же я год прожил в Дувре, я ведь тебе говорил.
Он со вздохом кивнул, вспоминая мои рассказы о жизни в Париже и приезде в Англию.
— Верно, верно, — сказал он. — А я вот никогда не видел моря. Только слышал о нем. Море, пляжи. Я никогда не плавал даже, знаешь. — Я пожал плечами. По правде сказать, мне и самому не пришлось особо много плавать. — Хотелось бы мне чем–нибудь эдаким заняться.
Я сделал большой глоток и посмотрел вдаль. Перед нами простирались угодья Клеткли–Хауса: повсюду, насколько хватало глаз, зеленели травы, едва ли не влажные от солнечного света. Я слышал, как вдалеке в своих загонах ржут лошади, с заднего двора неслись возгласы и хохот — там служанки выколачивали ковры. Наполняя мое тело теплотой, от которой хотелось плакать, меня затопила волна радости и счастья. Я посмотрел на своего друга — он сидел, прижавшись головой к древесному стволу, отбрасывая рукой волосы со лба, глаза закрыты, губы беззвучно шевелятся.
Читать дальше