Всеволод Бенигсен: Раяд

Город, как бы в подтверждение Крониной теории, встречал блудного сына хмуро и неприветливо. Накрапывал серый дождик. Свинцовое небо сонно качалось над головой. Стоял апрель, месяц по-среднероссийски переменчивый.

Вокруг суетились мрачные люди, добывая хлеб насущный. Из киосков, заполненных пивными банками и бутылками всевозможных сортов, словно в городе проходил бесконечный фестиваль пива, доносилась привычная умца-умцающая попса. Угрюмые милиционеры останавливали для проверки документов всех, кто, не дай бог, начинал озираться перед спуском с платформы.

На привокзальной площади Кроня огляделся в поисках стоянки для маршруток, а когда нашел, втянул ноздрями копченый воздух московского вокзала и двинулся, то и дело поправляя врезающуюся в плечо сумку.

Костя натягивал джинсы, тряся головой от недосыпа, прыгая и чертыхаясь. Параллельно он то начинал застилать кровать, то бежал на кухню и принимался готовить омлет. Ему казалось, что такая экзальтированная активность отвлечет его от неприятных мыслей. Лену он разбудил двадцать минут назад, но с тех пор она так и не вышла из комнаты.

– Ленка! – крикнул он, натягивая носки. – Ну что ты там копаешься? Мы же в школу опоздаем!

Надев рубашку, Костя снова забежал на кухню.

Омлет безнадежно пригорал. Костя, чертыхаясь, торопливо выключил конфорку и сдернул сковородку с плиты.

– Лена! Что происходит, в конце концов? Я дождусь какой-нибудь реакции сегодня?

Ответа снова не последовало, и он заглянул в комнату дочки. Та лежала под одеялом и вставать явно не собиралась.

– Это что такое?! – удивился Костя. – Ну-ка, быстро подъем. Или без завтрака в школу пойдешь.

– Я и без завтрака и с завтраком в школу не пойду, – ответила Лена и отвернулась к стенке.

– Как это? – опешил Костя. – Это что еще за новости? А?

Он присел на кровать и легонько потормошил Лену за плечо.

– Э-эй! Я с тобой говорю. Почему это ты не пойдешь?

– Потому что там Ринат.

– Какой Ринат?

– Такой. Он дразнится. И обзывается.

– Как обзывается?

– Русской обзывает.

– Как? – растерянно переспросил Костя, решив, что ослышался.

– Русской, – ответила Лена, по-прежнему лежа лицом в стену.

– А в чем оскорбление-то?

– Да, но он это так говорит… я не знаю…

– А он не русский, что ли?

– Он нет.

– Ничего не понимаю. А кроме того, что ты «русская», он ничего не говорит?

– Да нет… ну так, толкнет иногда, и все.

– А других?

– И других обзывает.

– Как?

– Русскими.

Костя понял, что ничего не понял. Конечно, какая-то логика в этом была, но логика довольно путаная. Если, объективно говоря, «нерусский» не является оскорблением (а почему, собственно, американец должен оскорбиться, что его назовут нерусским?), то слово «русский» тоже не может быть оскорблением. С другой стороны, «нерусский» все ж таки может быть оскорблением, если его употребить в связке, скажем, со словом «морда» – например, «морда нерусская». Но можно ли в таком случае считать оскорблением «морда русская»? Прилагательное не усиливает слово «морда», а скорее нивелирует его. В отличие от первого случая. Впрочем, к черту филологию.

– Хорошо, – сказал Костя, сдернув одеяло с дочки, – вставай. Я обещаю, что это больше не повторится.

Ленка повернула лицо и, театрально вздохнув, опустила ноги на пол.

В школе Костя отвел Ленку в класс, а сам пошел искать директора. Но директорский кабинет был закрыт, и дежурная нянечка, заметив молодого человека, дергающего ручку, пояснила, что директор на каком-то совещании и вернется не скоро. Тогда Костя направился в кабинет завуча, что по соседству с директорским, но тот тоже оказался запертым.

– Там тоже никого, – сказала все та же дежурная. – Ремонт там.

– Ну хорошо, ремонт, – начал злиться Костя, – а мне тогда куда идти?

– А вам кто нужен?

– Ну если директора нет, то хотя бы завуч. Если завуча нет, то замзавуча. Если замзавуча нет, то замзамзавуча.

«Зря я так раздражаюсь, – мысленно одернул себя Костя, – бабка-то тут ни при чем».

– А вы в медицинский кабинет идите, – совершенно не обидевшись на «замзамзавуча», откликнулась дежурная. – Вон та дверь слева по коридору, а я вам пока Валентину Федоровну поищу.

И она зашаркала прочь.

Зайдя в медкабинет, Костя сначала присел на один из многочисленных стульев, выставленных по периметру комнаты, но через две минуты почувствовал, что сидеть больше не может. Он встал и начал ходить по кабинету взад и вперед. Потом стал бродить вокруг стоматологического кресла, стоявшего в центре комнаты. Затем подошел к окну. За окном был школьный двор, но сейчас он пустовал – первый урок уже начался.