Всеволод Бенигсен: Раяд

Но тут сосед вдруг скинул ноги на пол и предложил выпить. Кроня, удивленный его неожиданным пробуждением, сначала вяло отмахнулся, но потом тоже присел за столик.

– Кронид. Можно просто Кроня, – протянул он руку слегка подобревшему соседу.

Сосед вопросительно вскинул брови, но руку пожал.

– Кузнецов. Можно просто Кузя.

– Да нет. Кронид – это не фамилия, – засмеялся Кроня. – А имя. Сокращенно – Кроня. Полное – Кронид. Болгарское вроде. Но я не болгарин, – тут же поправился он. – В честь деда, в смысле моего прадеда, назвали. А его так назвал мой прапрадед, его отец. И никто толком не знает, что оно значит. А вообще я Кирилл.

– Ничего не понял. А Кронид? – удивился сосед.

– Ну, это так родители назвали, но я, когда паспорт получал, переправил на Кирилла. Да ну его, этого Кронида...

Но в итоге, понимаешь, все равно для всех Кроней остался. Так что вроде как два имени.

– А-а, – мрачно протянул сосед. – Ну тогда я Леня. Я – человек простой. Из рабочей семьи. Моим родителям было наплевать на всякие семейные традиции. Значит, русский?

– Ну да, – кивнул Кроня. – Говорю же, просто болгарское имя дали.

Леня достал бутылку водки, отвинтил крышку и молча заполнил Кронин стакан из-под чая до половины. Кроня поморщился от такой щедрости, но останавливать соседа не стал. Из такого стакана, да еще и в подстаканнике, можно было не опорожнять за раз, а тихонько отпивать по мере надобности, не провоцируя при этом традиционное русское «обижаешь» или «так не пойдет».

– Ну? За что выпьем? – заискивающе-панибратски поднял свой стакан Кроня и добавил осторожно: – За Родину?

Кроня решил, что раз он оказался в купе с представителем народа, надо выпить за что-то высокое – по его мнению, простой русский человек любит пить за высокие, но ясные материи типа «За Россию», а интеллигенция, наоборот, за что-нибудь вызывающе вычурное, типа «За трехстопный ямб с перекрестной рифмой».

– Ой, нет, – неожиданно поморщился сосед. – За Родину пить не буду, как, впрочем, и за «народ», «свободу», «человека с большой буквы» и прочую хрень.

– Почему? – опешил Кроня, чья теория прямо на глазах дала трещину.

– Потому что терпеть не могу ни Родину, ни человечество. А народ так просто ненавижу.

– Какой? – удивился Кроня.

– Да любой.

И сосед неожиданно хрястнул кулаком по столу.

Кроня нервно вздрогнул и тихо спросил:

– Что, вообще любой?

– Ага, – шмыгнул носом Леня. – Не люблю я вот этих обобщений. Когда пьют за народ, у меня ощущение, что пьют за какую-то безликую серую массу. А зачем я буду за них пить? Они – для меня, как яйца, из которых ничего не вылупилось. Вот я вылупился. Вырос в бараке, детство провел в военном городке, студентом жил в общаге. И везде какая-то хлюпающая серая масса. В гробу я ее видел. А главное, знаешь, что удивительно? – Сосед слегка наклонился вперед и шепотом, словно доверял великую тайну, сказал, глядя Кроне в глаза: – Она везде одинаковая. Понимаешь? Я ж мотаюсь по всем этим республикам нашим бывшим. Да и по городам разным. Тоска, одним словом. А мы бегаем и типа счастье для них строим. А зачем? Ведь жизнь дается один раз. А один раз – не пидорас. Но эта масса наступает и чего-то требует. А это, может, я от нее хочу чего-нибудь потребовать. Ты понял, нет?

Кроня смущенно кивнул, но промолчал – сосед оказался философом. Правда, к какой философской школе можно отнести подобные путаные мысли, Кроня сказать затруднялся.

– В общем… будем! – поднял свой стакан Леня.

– Ну да, – поддержал Кроня, радуясь, что они наконец добрались до выпивки.

И они выпили.

В течение следующего часа Кроня вывалил на соседа историю всей своей жизни, включая развод с женой и последний год контрактного отшельничества. Сосед кивал (причем вполне уместно, а не, как большинство выпивших, невпопад), изредка подливал водки и беззвучно выпивал свою порцию, но, кажется, совершенно не пьянел. Кроню же быстро развезло. Вскоре он уже сыпал невнятными проклятиями в адрес руководства казахской электростанции, не заплатившего ему положенной суммы, расхваливал ум и красоту бывшей жены, а между проклятьями и комплиментами пытался доказать важность математической физики в приложении к вопросам строительства и архитектуры. И даже попытался что-то начертить на салфетке, но та быстро порвалась, и Кроня, скомкав ее в шуршащий комок, резким размашистым движением отбросил к окну и с досадой сплюнул.

– Ну и хрен с тобой, – сказал он вдогонку неудавшемуся эскизу и полуприкрыл глаза.