Константин Рольник: Расстановка

Сейчас, стоя на лестнице, Артем позволил себе еще пару нескромных жестов в адрес хмурого дома, а затем с чувством исполненного долга обернулся и поднялся по лестнице к ажурному стеклянному зданию арт-салона «Кентавр». Широко улыбнувшись суровой вахтерше, он протянул ей, как обычно, кулек шоколадных конфет — «для внуков» — и заслужил ответную улыбку. Из всех завсегдатаев салона растопить ее каменное сердце смог, пожалуй, только он. Отчего-то вздохнув, Зернов вошел в выставочный зал. До открытия экспозиции оставалось минут пятнадцать, но в зале уже собрались урбоградские ценители прекрасного. Появление музыканта вызвало шумное оживление.

— Артем, привет!

— Здорово, дружище!

— Как дела?

— Ба! — воскликнул Зернов, широко улыбнувшись и раскинув руки — Знакомые все лица! Как дела, спрашиваете? Как сажа бела! Хорошо поживаем — на босу ногу топор надеваем! Сапогом траву косим, в решете воду носим!

Собравшиеся оценили острослова, раздался дружный хохот. Звонко рассмеялся студент училища искусств Вася Скороходов — худой и высокий парень лет двадацати. Ухмыльнулась ироничная Кристина Ароничева из молодежного журнала «Гипотекст». Залился тенорком журналист Перелесов, обладатель оригинальной узенькой бородки, странно соединявший глубокую эрудицию с бессистемным взглядом на мир. Захохотал громко и заразительно известный переводчик, драматург и поэт Айнур Касаимов, сочетавший открытое интеллигентное лицо с медведеподобным телосложением. Мило и скромно улыбнулась стройная блондинка Юлия Истомина, окончившая курс филологии, но вынужденная работать секретаршей в крупной торговой компании. Басом хохотнул Макар Прыгачев, рябой здоровяк, некогда искавший в арт-салоне, без успеха, работу охранника, и с тех пор привыкший посещать выставки, теперь уж без меркантильных соображений. Глумливо осклабился молодой, но прожженный политтехнолог с выцветшими волосами, на чьей круглой, розовой и носатой физиономии уже отпечаталось клеймо профессионального цинизма. А в задних рядах толпы глупо захихикали две девушки-студентки с круглыми овечьими глазками, не замутненными мыслью.

В разгар веселья дверь выставочного зала отворилась, вошел главный виновник собрания — художник Альберт Юрлов, приехавший загодя, но отлучавшийся на пару минут. На лице сорокалетнего живописца, бледном и несколько обрюзгшем от пьянства, выделялся крупный нос, покрытый сизоватыми прожилками. Не понимая, чем вызвано оживление собравшихся, он улыбнулся довольно уныло, обнажив мелкие зубы — желтоватые, прокуренные. Внимание толпы переключилось на него. Лишь Истоминой отчего-то не хотелось толкаться в толпе вокруг знаменитости. Вместо этого она подошла к Зернову, стоявшему поодаль, и помогла ему установить на подпорки расчехленный синтезатор. Они перебросились парой фраз, почти не слышных в общем гвалте, поднявшемся вокруг Юрлова. Вскоре после этого Истомина отошла, увлеченно и громко включившись в беседу с Перелесовым. Тот оживленно жестикулировал, горячо спорил, быстро и легко выдвигал доводы:

— А я говорю вам, дорогая госпожа Кристина, что именно идея урбоградского, местного нашего патриотизма, только и сможет воодушевить наших литераторов.

— Но почему же многие пытаются пробиться именно в столице?

— Да потому, что глупы! Глупость и стадное чувство, вот и все. Для столицы мы навсегда останемся провинциалами.

— Ну — мягко улыбнулась подошедшая Истомина — Не следует этого утверждать так категорично. Вот, к примеру, наш Айнур Касаимов стал известен далеко за пределами Урбограда. Дело ведь не в том, из какого города писатель, а в том, что он пишет…

— Это-то безусловно — воскликнул Перелесов с обычным для него энтузиазмом — Но при отсутствии общих идей должно же что-то одухотворять наших писателей, ведь вакуума не бывает…

— Я ведь знаю, каких литераторов вы имеете в виду — скептически хмыкнула Кристина Ароничева, — Ваших начинающих, из литературного кружка. У нас в журнале «Гипотекст» требования куда выше, и прежде чем пускать человека к нам на порог, мы трижды…

Остальные фрагменты беседы Зернов слышал неясно, ибо троица отошла в противоположный угол галереи, где помещалась уродливая «инсталляция», сооруженная из консервных банок и невесть почему считавшаяся произведением искусства. Впрочем, Артема не особенно заботил этот содержательный спор, перед ним была иная проблема — требовалось переместить на подставку тяжелые, в рост человека, музыкальные колонки. В этом ему взялся помогать атлетически сложенный Прыгачев. Сидя на банкетке поодаль, молодой розоволицый политтехнолог, одновременно бывший осведомителем РСБ, рассеянно наблюдал за тем, как Зернов и Прыгачев тащили к подставкам динамики, обрамленные красным деревом, и негромко при этом переговаривались — очевидно о том, стоит ли кантовать их или все же хватит силенок перенести вручную. Ничего интересного. То ли дело троица в дальнем углу — вон как руками-то машут, небось вышли в споре за все пределы политкорректности! Надо бы их послушать. И отложив журнал, политтехнолог направился в дальний угол, где Перелесов, не имея простора для жестикуляции, случайно заехал рукой в глаз Кристины Ароничевой, и теперь сердобольная Юля Истомина протягивала кружевной платочек пострадавшей.