Константин Рольник: Расстановка

Рэд не ошибся в своих прогнозах — день в Урбальских горах выдался ясным, солнечным, даже жарким. Каменистые вершины огромных гор были видны отчетливо. Хребет казался трехслойным — ломаная линия между скалами и небом, еще одна, волнистая — меж серовато-белой кремнистой грядой и ближними горками, поросшими синеватыми елями, а еще ниже — вновь волнистая линия, отделявшая лесистые горки от совсем уж близких холмов, на коих росли деревья лиственные. От холмов к заимке тянулся изумрудный луг. Раздавалось стрекотание кузнечиков и тяжелое гудение шмелей. Птицы, утомленные полуденным зноем, уже не пели — их час прошел.

Два часа назад заговорщик проводил связника, и на сей раз их прощание не было поспешным. Было сказано все, чего друзья не досказали друг другу при прошлом расставании. Вновь забравшись на чердак, Рэд наблюдал из слухового окна, как Стриж, с удочкой и в брезентовой штормовке, удалялся все дальше от заимки, пока фигурка его не стала совсем крошечной.

— Как знать? — подумал заговорщик — Доведется ли нам еще встретиться? Как же я надеюсь на это!

Из кухни, снизу, Рэд принес на чердак остатки обеда, втащил туда же табурет и маленький деревянный столик, самодельный, из необструганных грубых досок. Накрыл стол клеенкой, поставил на него тарелку с лепешками и строганиной, жестяную кружку и большую банку с травяным чаем.

Подкрепившись, он вновь извлек из тайника микрокомпьютер, нацепил монитор, и приступил ко второй, самой ответственной части аналитической работы. Перед его глазами предстали развернутые досье на кандидатов, набранных вербовщиками Урбограда, а пред мысленным взором проходили судьбы этих людей. Сухих документальных подробностей совершенно недостаточно. Конечно, важно имя и фамилия человека, его возраст, место рождения и национальность, важно из какой он семьи, где живет. Необходимо знать уровень его образования, чтобы лучше определить подпольную работу, к которой он склонен и возможности, коими он обладает. Где он учился? Продолжает ли сейчас повышать свой уровень? А если потребуется общаться с иностранными товарищами — сможет ли он, знает ли хоть один иностранный язык? И, конечно, в первую очередь — где он работает, доволен ли своей работой, да и зарплатой? Ведь взгляды и устремления человека во многом зависят от этого.

Рэд отхлебнул чай из кружки, и вспомнил, как мирно текла его собственная жизнь до того, как Дельцин развалил Савейский Союз, а продажные журналисты оболгали и очернили все ценности, в духе которых Рэда воспитывали. Он будто на киноэкране увидел самое яркое событие, какое довелось ему пережить: мятущиеся толпы в Моксве, горящий парламент (здание напоминало белый корабль, торпедированный, неотвратимо погружающийся в толщу морских вод)… Потом — пахнущий болью, йодом и бедой подпольный госпиталь на квартире сочувствующего врача, работа обозревателя в журнале «Просвещение», издававшемся нелегально… Тренировки в лагере «Инвер», участие в особых операциях… Снова работа в подпольном журнале, на этот раз — переводчиком. Общение с раскованными иностранцами, подчас не понимающими специфики Рабсии как страны тиранической. Создание диверсионной группы в Ильгинском районе и подполья в Среброусте, набор редакционных кадров для подпольной газеты в Усть-Такаве, сбор сведений о рудном городке Магнитодольске, руководство перекрытиями дорог и областной организацией непокорного профсоюза «Оборона»… Жизнь, как в калейдоскопе, промелькнула перед глазами Рэда, внезапно извлеченная им из бездонных глубин памяти…

Лучи Слунса пробивались сквозь щели в досках крыши. Рэд заметил, что ярко-желтое пятно от них, постепенно, час за часом двигаясь вдоль стены, уже достигло его столика. Яркий свет слепил левый глаз подпольщика, не закрытый монитором «Пелены». Заговорщик отодвинулся чуть в сторону, передвинул и столик. Выглянув в круглое оконце, он с особенной остротой ощутил, какой зной сейчас на улице — воздух над лугом дрожал, очертания ближних холмов сквозь жаркое марево казались зыбкими. Сощурив серые глаза, подпольщик отошел от окна, вновь присел на обшарпанный табурет. Согнулся над столом и положил руку под щеку, приняв позу роденовского мыслителя. Внутренне собрался, приготовился к напряженной умственной работе.

Итак, у каждого есть в биографии какие-то переломные, особенно повлиявшие на него моменты. Конечно, у тех, кого набрали урбоградские вербовщики, жизнь была не столь бурной, как у Рэда. Но все же, какая-то страшная несправедливость, по-своему воспринятая через призму личного опыта, толкнула человека в ряды повстанцев. И у всякого из них этих кандидатов хватило ума и логики, чтобы понять: не случай, не судьба, не личная неудачливость виноваты в его бедах, а исключительно общественный строй, диктаторский режим Медвежутина, заправилы нашего общества — монополисты, чиновники, церковь… Когда, почему это верное понимание пришло к каждому из набранных людей? В это надо вдуматься. И не просто запоминать сухую информацию, а пластично, по-актерски вжиться в каждого — так, чтобы судьба его прошла перед твоими глазами.