Эльвира Вашкевич - Метро

Из глубины тоннеля вырвался, освещая унылые, сыроватые стены желтоватым, солнечным фонарем, поезд метро, промчался мимо Лехи, и он с наслаждением заглядывал в вагонные окна, почти что узнавая пассажиров. Леха готов был поклясться, что вон ту девушку с крохотным - в ладошку - томиком стихов он видел уже где-то на станции, а вон тот хлипкий мужичок, пьяненький, сонный, что покачивается на заднем сиденье, определенно ему знаком.

- Слава те, Господи! - перекрестился Леха, всхлипывая.

* * *

На поверхность он выбрался на "Арбатской", имея самый бомжиный вид, какой только возможно. Гимнастерка его растрепалась, изодралась, галифе висели неопрятным, грязным мешком, и даже на ичигах были видны дыры, а лицо так и вовсе - с окровавленным, расшибленным при падении с итальянского поезда, носом, с синяком, наливающимся багровостью, под глазом.

Леха, не видя ничего почти вокруг себя, шалея от прозрачного неба, от солнца, вытирая заслезившиеся глаза, побрел вперед. Кто-то дернул его за рукав, крикнул в ухо прямо:

- Куда прешь, придурок?! Снайперы там!

- Какие еще снайперы? - не понял Леха. Ерунду говорил человек. Откуда бы взяться снайперам в центре Москвы? Но невдалеке муторно и страшно грохотали танковые гусеницы, слышалось буханье выстрелов, и Леха втянул голову в плечи.

- Белый дом обстреливают... - почти что шепотом заявил нежданный советчик и выпустил Лехин рукав. Лицо его было растерянным, тревожным, и глаза блестели нехорошо, болезненно.

- Год какой нынче, а? - спросил Леха, озираясь. Сквозь слезную пелену он видел толпы людей, возбужденно орущих, бегущих куда-то, казалось - во все стороны сразу. Изредка сухо потрескивали винтовочные выстрелы, и тогда толпа кричала слитным бульканьем, словно захлебываясь кровью.

- Девяносто третий! Да ты что, мужик, перепился, или прямым ходом из Кащенко? - удивился Лехин собеседник. Леха не ответил, развернулся, побрел прочь, оглядываясь иногда на бурлящий Арбат, но видел уже не людей, а медленно, плавно опадающие осенние листья, алые и солнечно-желтые, подернутые летней еще зеленью по краям.

Глава седьмая. Под сенью "Интернационала"

Грязные бумажки, перемешанные с палой листвой, взлетели, вздернутые порывом ветра, метнулись в Лехино лицо. Он машинально отмахнулся ладонью, заслоняя глаза. Острый солнечный луч сверкнул, вонзаясь в зрачки, вызывая дикую, режущую боль. Леха охнул. В толпе перед ним мелькнуло знакомое лицо, круглый, картошкою нос, бледная кожа. Неправдоподобно белая, как мукой обсыпанная, рука поднялась, поправляя фасонистый галстук. Леха дернулся, прижимаясь к стене. "Товарищ Дзержинский! И одет-то как... Ну чисто бизнесмен на прогулке! - закружились, забегали амбарными мышами мысли. - Что же он тут делает?". И нежданным озарением Леха решил, что это охотятся на него. Специально вылезли из подземелий, чтобы поймать ослушника, вернуть туда, вниз, в страшные катакомбы, выдрать мозги, поместить их под стекло. "К тому же, они все в тайне хотят держать, - думал Леха, вытирая мокрые, вспотевшие мигом ладони о драные галифе. - Им мой побег - ну чисто кость в горле. Не могут позволить на свободе оставаться. Вдруг да расскажу всем? В газетах хай поднимут...". Мысль казалась логичной и жуткой. Как спрятаться?

Вместо того, чтоб бежать, не чуя ног, Леха заторопился следом за Дзержинским, решив, что надобно проследить - куда тот направится. "А, может, и не за мной... - думал он, скользя меж торопящимися куда-то людьми. - Может, у него свои тут какие дела есть. Тем более, товарищ Сталин умер! - вспомнил Леха. - Точно! Явился, не иначе, контакты налаживать. Им тоже с поверхностью связь нужна...".

Дзержинский остановился, не дойдя немного до американского посольства. Леха отметил в толпе несколько знакомых бледных рож - охранников, помнящийся еще по Сталинграду. Вечно торчали у дверей кабинета, даже подмигивали приветственно, когда Леха приходил. "Если заметят - точно узнают, - подумал Леха, плотнее прижимаясь к шершавой стене, жалея, что не может слиться с ней полностью. - Вон глазами как зыркают!". Охранники, неразличимо от остальной толпы одетые в кожаные куртки и джинсы, действительно хмуро крутили головами, всматриваясь в окружающих людей. Если бы не бледные, покойницкие лица, никогда не видавшие солнца, они вовсе незаметны были бы на улице.

Вальяжный мужчина в костюме-тройке, с золотой, вычурной булавкой в галстуке, подошел к Дзержинскому, с дружеской интимностью подхватил его под руку, отвел чуть в сторону. Леха замер, кусая губы - парочка стояла совсем неподалеку, и если бы не шум людской толпы, можно было бы почти что не напрягаясь услышать, о чем говорят. "Влип! Как кур в ощип влип! - запаниковал Леха. - Эх, надо было бежать подальше. На любой вокзал, там в поезд, и - поминай, как звали. Ловите, граждане-товарищи. Россия велика...".