Владимир Ильин: Будущее с грифом "секретно"

Я вас еще не утомил? Тогда позвольте продолжить рассказ… Итак, Проект-90. Это был, как вскоре выяснилось – если в этом случае можно вообще говорить о какой-то ясности, – гигантский научно-промышленный комплекс. В его состав входили многие конструкторские бюро, производственные подразделения и сектор по подготовке людей "для работы на новой технике"… Буквально с первого же дня я убедился в том, что Проект окружен непроницаемой завесой тайны. Словно высокая стена, от внешнего мира его отделял режим строжайшей секретности. Во-первых, персоналу Проекта было запрещено общаться между собой на темы, не связанные с работой. Для контроля повсюду была установлена специальная аппаратура, поэтому каждый шаг сотрудников Проекта был известен руководству. Во-вторых, здесь трудились как бы безымянные люди. Друг друга они звали по имени-отчеству, но не было гарантии, что эти имена настоящие, потому что, например, мне в первый же день "присвоили" имя Андрей, и пришлось привыкнуть к нему, как к родному…

В-третьих, Проект обходился, как это ни странно в наше бюрократическое время, без какой бы то ни было служебной документации-переписки, циркуляров, приказов и тому подобного. Все указания и распоряжения отдавались начальниками непосредственным исполнителям устно, а производственные чертежи, если и существовали, то, как я подозреваю, держались "за семью замками" и уничтожались сразу, как только в них отпадала надобность…

Интересная деталь: по-моему, никто в Проекте, кроме десятка-другого руководящих лиц, так и не ведал, над чем идет работа. Было известно лишь, что создается некое Изделие, а его "ввод в эксплуатацию" обозначался многозначительным словечком "Мероприятие". Общее руководство Проектом осуществлял человек по прозвищу Сам. Это была таинственная личность – под стать пресловутому Изделию. Его почти никто не видел, потому что с внешним миром и с сотрудниками Проекта он общался по телефону или через своего помощника, который, очень может быть, был нем с самого рождения…

Я ждал, что в самое ближайшее время со мной будет проведена разъяснительная беседа, и тогда, наконец, все станет понятно. Так было, когда меня зачисляли в отряд космонавтов. Но я заблуждался… В первый день меня разместили в небольшой, скромно обставленной комнатке в недрах подземного лабиринта. В комнате имелись стол, небольшое кресло, узкая кровать, стенной шкаф. С помощью специального пульта я мог заказывать любые блюда, заказ поступал через дверцу в стене, где было смонтировано крохотное лифтовое устройство. А с потолка за мной, как надсмотрщик в тюремной камере, неусыпно следил глазок телекамеры.

Учеба началась на следующий день после моего прибытия. Она оказалась весьма странной. Насколько я мог тогда судить, меня готовили к действиям в непредвиденных экстремальных ситуациях, поскольку, помимо повышения физической закалки, мои инструкторы уделяли внимание и психологической подготовке, привитию мне хладнокровия и умения владеть собой в любых условиях. Таким образом, оставалось только голову ломать, к чему же меня готовят – уж не к разведывательной ли деятельности "в тылу врага"? Одно было очевидно: ни к какой "работе на новой технике" меня не готовили…

Беседа, которую я так ждал, состоялась лишь спустя полгода. И беседовал со мной не кто иной, как Сам.

Это был плотный лысоватый человек пятидесяти с лишним лет. У него было довольно непримечательное, невыразительное лицо, а глаза… глаза следует описать отдельно. Самое страшное в этом человеке было то, что его чуть навыкате, неопределенного цвета глаза были вечно подернуты пеленой бесконечного равнодушия, словно их владелец уже все повидал в этом презренном мире и словно он видел, так сказать, насквозь своих собеседников…

Сам восседал в роскошно обставленном кабинете за чудовищным по размерам письменным столом, на котором одиноко стоял стакан с горячим чаем. Сбоку от стола был пульт со множеством разноцветных кнопок и клавиш.

Беседа наша началась довольно необычно. Сам не стал уточнять факты моей биографии- скорее всего, он уже знал меня к тому времени как облупленного. Вместо этого он с места в карьер осведомился, верю ли я в светлое будущее всего человечества. Я имею в виду коммунизм, пояснил он. Вопрос был явно из разряда провокационных, я на такие отвечал чисто рефлекторно еще со времен октябрятского детства…

А когда по-вашему, наступит это самое светлое будущее, настаивал Сам. Признаться, я несколько затруднился с ответом. Тогда он извлек откуда-то из глубин своего монстрообразного стола красную книжицу, но открывать ее почему-то не стал, а процитировал наизусть: "Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!"… "В это вы верите?", спросил Сам. Конечно, я не верил в это. Но вслух, как полагается коммунисту, заявил, что не имею морального права не доверять Программе Партии и так далее, и тому подобное…