Уильям Нолан - Конец, и никаких «но»

Он нагнулся, вытащил все семнадцать книжек и быстро вынес их во внутренний дворик.

— Смотри, — крикнул он, — это дерьмо даже не плавает!

И побросал книги одну за другой в большой бассейн.

Сильвия подошла к нему как раз в тот момент, когда последний фолиант со всхлипом исчез в голубой воде.

— Что ты с нами сделал, Гарри? — медленно произнесла она.

— С нами? Неужели ты не понимаешь, что после шести лет взаимного обмана не существует никакого «мы»? Никогда не существовало… Не стоит притворяться. Просто встретились двое здоровых, привлекательных животных и решили пожевать сено вместе. А немного погодя подписали узаконивающую это маленькую бумажку. Так мы стали мужем и женой.

— Ты говоришь невыразимые гадости. Разве я не была всегда…

— …благоразумной кошкой? О, ну разумеется! Я тоже, любовь моя, выбирал партнерш с величайшей осмотрительностью по принципу свободной морали и закрытого рта. Нет пересудов — нет скандала.

— Гарри, я…

— Тс-с! — Он приложил палец к губам. — Некогда продолжать наши милые семейные беседы. Есть дела поважнее. А часики тикают… Осталось совсем немного.

Миллер быстро прошел в кабинет, предоставив жене следовать за ним, снял трубку телефона и торопливо набрал номер.

— Слушаю, — прозвучал сухой женский голос.

— Это вы, мисс Бентли?

— Да, у аппарата Милдред Бентли.

— Отлично. Говорит Гарри Миллер из «Ю-А». Я всего лишь хотел сказать вам, что вы — старая ядовитая сплетница, мисс Бентли. И еще могу добавить, что я, кажется, знаю, чего вам не хватало все эти годы: хорошенько поваляться в сене.

— Бросила трубку, — сообщил он, сияя мальчишеской улыбкой. — Всеми обожаемая обозревательница нашей газетенки, общий друг Милли. Эта багроволицая карга вообразила, будто повелевает Голливудом. Я не мог о ней забыть.

— Она может арестовать тебя за такую выходку, — выдавила Сильвия. — Надеюсь, она так и сделает. Я молю Бога, чтобы она так и сделала! — Теперь, когда шок стал проходить, Сильвия почувствовала злость.

— Арестовать за правду? Впрочем, это не имеет значения. Сейчас ровно ничего не имеет значения.

Миллер подошел к бару, открыл бутылку и, едва не подавившись, сделал несколько жадных глотков. Потом швырнул бутылку в камин, и она взорвалась фонтаном осколков и брызг.

— Что ты имеешь в виду? — потребовала жена. — Почему это ничего не имеет значения?

— Я имею в виду следующее. Мы можем позволить себе делать все, что душа пожелает: хоть ругаться перед баптистской церковью, хоть бегать нагишом по Голливуду. А если вдруг встретится коп, можно смело плюнуть ему в глаза.

— О чем ты говоришь, Гарри?

— О том, что знаю, только и всего, — сказал он, открывая новую бутылку. — У нас осталось… еще пять минут. Потом — ТРАХ! Завершение. Конец.

Миллер заметил в глазах жены внезапный испуг. Сильвия медленно попятилась.

— О, не беспокойся, — хихикнул он. — Я не собираюсь стрелять или бросаться на тебя с кухонным ножом. Я вообще ничего не собираюсь делать. Просто буду сидеть и ждать.

— Чего ждать?!

— Того, что грядет. Сегодня. Я только обсудил с Гербом Вильямсом сюжет и сидел у себя за столом. И тут до меня дошло. Можно сказать, озарило. Насчет конца. Я вдруг понял: весь мир полетит к черту. И мне известен час.

— Но, Гарри, это немыслимо. — Сильвия чуть прищурилась, пристально изучая его спокойное лицо. — Возможно, ты задремал, и тебе привиделось, или какая-то галлюцинация…

— Нет, — отрезал Миллер. — Это конец, и никаких «но». Можешь не сомневаться. Я сказал себе: «Гарри, старина, рыпаться бесполезно, смирись. Почему бы не пойти к Берни Фишеру и не выложить все, что ты о нем думаешь?» Так я и сделал.

— То есть ты потерял работу, — сдавленным от ярости голосом проговорила Сильвия, — оказался в черных списках каждой студии города, оскорбил самую влиятельную журналистку Голливуда, угробил все свое будущее, наше будущее — лишь из-за какого-то предчувствия?!

— Это не предчувствие, Сильвия. Уверенность. И… — Он взглянул вверх. — Это придет с неба. Через минуту. Через шестьдесят коротких секунд.

Миллер опустился на огромную мягкую тахту и указал на место рядом с собой.

— Устраивайся поудобнее.

Сильвия не шелохнулась. Она молча смотрела на мужа сверху вниз.

Потом…

За стенами современного белого дома, за окружающими холмами родился и стал нарастать звук. Тысячи сирен противовоздушной обороны по всей округе сплетали свои металлические голоса в единый пронзительный крик, раздирающий барабанные перепонки.