Виталий Пищенко - Амальтея (сборник)

Навстречу Улиссу, пыхтя, проковылял мальчишка с санками. Других детей не было видно. Их вообще стало меньше в последние годы, словно старая болезнь, передававшаяся во многих семьях от родителей к детям, накопила достаточно сил и решила, наконец, покончить с Городом. Большинство детей рождались либо совсем нежизнеспособными, либо… Улисс невольно поежился. Либо такими, как Увалень, теткин сын…

Старики говорят, что дело можно было бы поправить, если бы в Город пришли люди со стороны. Да уж больно далеко они, те люди, а может, их и нет совсем.

Улисс нырнул в узкий лаз, на коленях протиснулся через дверь, в небольшом тамбурке снял верхнюю куртку и, наконец, вошел в дом. Здесь было тепло и душно. Ржавые кирпичные стены, прикрытые кое-где шкурами, поблескивали от сочившейся из почвы влаги. Тетка, ворча, возилась у печки, в дощатом загоне храпел Увалень, а у стены на низком топчане, укрытая шкурами, лежала Ксана — сестра Улисса.

— Дров-то принес, нет? — рявкнула тетка, не оборачиваясь. В руке у нее была деревянная ложка с дымящимся варевом, и Улисс сразу вспомнил, что вчера ему так и не удалось ни разу толком поесть.

— Днем схожу, — ответил он и зачерпнул из ведра полковша теплой воды. Вода была совершенно безвкусная, а значит — хорошая.

— Где ж ты шатался все утро, что и дров ни хворостинки не мог прихватить?

— Сторожа позвали, — сказал Улисс, — свирепень ночью приходил, под воротами рыл…

— Ох! — тетка уронила ложку в горшок с варевом. — Да что же это! Страх-то какой! Разве мало на нас всякой гибели? Уж и так заживо гнием, ни еды, ни питья не видим. — Она выловила ложку и стала снова мешать в горшке, причитая:

— Ой, как пойдет он дома рыть да людей таскать! Ой, смерть наша!

— Не пойдет, — сказал Улисс, вылив недопитую воду обратно в ведро. — Теперь ворота на ночь будем свинцовыми чушками заделывать. Свирепень их больше мяса любит.

Он подошел к топчану и сел на край. Ксана не спала, ее большие глаза пристально смотрели на него из глубины зловещих черных кругов. Улисс вспомнил, какая она была красивая и здоровая, и ему снова стало невыносимо тоскливо.

Когда-то весь Город завидовал их матери, считая, что двое нормальных детей в семье — это чудо. Редко кому выпадает такое везение, почти каждого проклятая судьба наделила каким-нибудь уродством или врожденной болезнью, но дети продолжали рождаться — природа оказалась сильнее человеческого страха.

За свою жизнь Улисс не раз видел, как умирают знакомые и близкие люди, смертью стремительной и необъяснимой или медленной и мучительной, но никогда еще он не чувствовал так остро, что теряет часть самого себя. Почти каждую ночь Ксана снилась ему висящей над пропастью, и не было сил удержать ее и спасти.

Они всегда были вместе, — Улисс и она, — веселые, сильные, неустрашимые.

Беда случилась прошлым летом — во время охоты Ксана упала в реку. Чудом ей удалось выбраться на берег и отползти подальше от воды, но подняться она уже не смогла. Никогда.

Улисс сидел, уставившись бессмысленным взглядом на потрескивающий фитилек светильника и вроде бы ни о чем не думал, но сестра, с трудом разомкнув помертвевшие губы, вдруг тихо спросила:

— Уходишь?

Улисс опустил голову.

— Ухожу.

Снова шевельнулись губы Ксаны, словно хотели шепнуть: “А как же я?”, но ни звука не вылетело из них, и Улисс ничего не услышал.

— То есть как это — “ухожу” — оторвалась от плиты тетка. — С ума сошел? Тут за ворота не выйдешь, страх такой, а он — “ухожу”! Жить надоело? Да и куда идти? Зачем?

— Где-то есть в Мертвых Полях проход в другие земли…

— Да что тебе те земли? Чем они лучших наших? Везде одно и то же — зараза и гибель. Да и не дойти до них через Мертвые Поля, это ж мальчишке ясно, лучше уж сразу в реку кинуться.

— Быкари ушли, — сказал Улисс, — значит, есть хороший проход Уж они-то к Мертвым Полям никогда и близко не подходили.

— Как же ты пойдешь один? А свирепень?

— Ну, почему один, — Улисс пожал плечами, — найдутся люди.

— Да кто ж с тобой пойдет-то? Мимо свирепня, да в Мертвые Поля!

— Ну, Дед пойдет, — неуверенно сказал Улисс.

— Тьфу ты, в самом деле, — разозлилась тетка — Дед! Нашел компанию! Да я бы этого звонаря старого за грибами не взяла! Шерсторог ощипанный! И не пойдет он, не рассказывай ты мне. Что я, Деда не знаю, что ли? Подзуживает только вас, дураков молодых. Ты лучше затею эту из головы выбрось, успеешь еще шею свернуть. О нас вот с ней, о родных лучше подумай, а то на уме дурь одна…