Георг Мордель: Сонарол

Он подал мне крепкую руку и дружелюбно спросил:

– Голова не трещит? А вы неплохо начали, доктор Рей. В первый же день приударили за самой красивой женщиной во всём округе. Понравилась компания? Долго веселились?

Я ответил в тон.

– Ровно до полуночи. Светлые законы Великого князя были соблюдены со всей строгостью.

Биверли огорчённо покачал головой:

– Эмерих неплохо относится к молодёжи, но не требуйте, ради бога, чтобы он стал человеком вашей эпохи. Его детство закончилось в кадетском корпусе, он начал служить ещё при Вильгельме.

– Да мне-то что, – сказал я. – Я приехал учиться у профессора, а не критиковать его распоряжения.

– Знаю, что вы думаете, доктор Рей! Попал в полицейскую палату: барак, тюремная извёстка на стенах… алкоголики, наркоманы… Другие работают в сверкающих палатах… Но запомните: всё то, – он кивнул в сторону окна, за которым виднелись оффис и фонтан, – всё то не более чем мишура, декорация, призванная отвлекать внимание публики от главного. Настоящее дело делается здесь. Сколько, вы думаете, платят пациенты, которых мы принимаем в стеклянной коробке с персональными ваннами? Тысячу долларов в месяц. Они могли бы с тем же успехом принимать хвойные ванны или УВЧ у себя в Даддливиле или другой дыре, но обыватель не упустит случая переплатить, если потом до конца дней можно бахвалиться: его драгоценным здоровьем занимался Линдман! Для них тысяча – это предел возможностей; аристократия живёт у нас в особняках, с личными поварами, но и она оптом не стоит половины того, что стоит пятое отделение. С чистой публикой приятно фотографироваться, работать с нею тяжело, а делать что-то для науки невозможно. С нашими же полицейскими "пассажирами" врач может сделать всё, что нужно для движения вперёд: у них слишком нищие родственники, чтобы поднимать шум. Наоборот, семья благодарит бога, когда удается отделаться от нахлебника, не способного больше работать. А полиции тем более безразлична судьба быдла.

Я стоял спиной к зарешеченным боксам, где лежали больные, и мне казалось, что они смотрят в мою спину и слушают, о чём мы говорим.

– Не обращайте на них внимания, – сказал Биверли. – Этот народ давно отучили от нежностей, а потом наша речь для них – речь иностранцев. Они рождаются в домах, набитых, как крольчатники, едва научившись ходить, начинают рыться в мусорниках, и если попадают в школу, то насильно и на самый короткий срок. Я проводил тесты: в лучшем случае они знают пятьсот слов из 70000 обиходных, которыми пользуется средний интеллигент. Воровать или, на худой конец, чистить ботинки прохожим сытней, чем корпеть в классе. Книгой голодное брюхо не набьёшь…

– Всё-таки странно, что профессор позволил навязать себе полицейскую клиентуру.

Сид посмотрел на меня с удивлением:

– Мне сказали, что я вас получаю для Сонарола.

Я пожал плечами:

– Мисс Уиликис не снизошла до подробностей.

– Пойдёмте в ординаторскую, – сказал Сид.

Он пропустил меня вперёд и притворил за собою дверь.

– Я был уверен, что вас просветят до меня. Но раз Эмерих так хочет… Сонарол – это открытие шефа. Он напал на идею ещё в Мюнхене, когда работал у знаменитого Шеллера. Они применяли терапию сном, и тогда Эмерих задумался над функцией сна. Почему он длится так долго? Практически сон отнимает у нас больше трети жизни. Если бы удалось сократить время, необходимое для сна, человечество выиграло бы колоссальное количество рабочих дней.

– О чёрт! – сказал я. – Это и есть идея Сонарола?

– Она проста до крайности, как видите, но потребовалось около миллиона лет, или сколько там существует человек, чтобы кто-то додумался перешагнуть порог привычного, как взрослый переступает препятствия, непреодолимые для младенцев.

– Результаты?

– У нас ушла уйма времени на предварительную апробацию стимуляторов.

У меня пересохло в горле:

– Но теперь вы перешли к опытам на людях, если я правильно понял?

Биверли покрутил головой:

– Сонарол с самого начала ставился на человеческом материале.

– Без отработки на животных?!

Сид потёр пальцами подбородок:

– Ваше поколение не знает истории Германии, доктор. Нацисты считали сумасшедших порчей нации. Эмериху незачем было экспериментировать на крысах или морских свинках, пациенты так или иначе подлежали уничтожению.

До меня не сразу дошла связь событий, потом я спросил:

– Вы хотите сказать, что здесь происходит то же?

Биверли вздохнул: