Вильям Александров: Блуждающие токи

— Авария самая обычная, — все так же успокоительно и мягко улыбаясь, проговорил профессор. — Полагало, что аварийщики ликвидируют ее в обычные сроки…. Что же касается научного аспекта проблемы, тут, я повторяю, мы близки к разгадке и, надеюсь, поможем решить ее радикально.

Профессор говорил хорошо поставленным размеренным голосом, в его богатом оттенками вибрирующем баритоне слышались то сочувствующие, то иронические интонации, привычные, видимо, для человека, постоянно читающего лекции, но именно это еще больше обозлило директора.

— Стало быть, наша авария для вас недостаточно примечательна?! Какую бы вы предпочли, если не секрет?

— Ну зачем же так, Алексей Петрович, — миролюбиво вмешался полный, — профессор Лаврецкий большой ученый, он хочет избавить человечество от блуждающих токов вообще и от всех неприятностей, с ними связанных, а для этого ему нужен обобщающий материал. Вы должны понять друг друга.

— Я уважаю науку, но пусть она служит людям, — мрачно сказал директор.

— Прежде чем избавлять человечество от блуждающих токов вообще, не мешало бы избавить наш комбинат от аварий. А потом — пожалуйста, думайте обо всем человечестве.

— Понимаю ваше беспокойство, — наклонил голову Лаврецкий, — поверьте, мы делаем все, что можем. Но — каждому свое. От сегодняшней аварии вас избавят аварийщики. От завтрашней — постараемся мы.

— От завтрашней! — опять вскипел директор. — Между прочим, эта авария тоже была завтрашней. Да, да, — только вчера. Не мешало бы большим ученым подучить диамат. А заодно проработать постановление о связи науки с жизнью. Сидит ваша лаборатория у нас вот где, — он похлопал себя по шее. — Жрет она народные денежки, а отдачи от нее… — Он безнадежно махнул рукой и пошел к аварийщикам.

— Не обращайте внимания, — сказал полный, — у него план под угрозой, а тут такое дело… Нервничает.

— Товарищ науку воспринимает как подсобное мероприятие, — впервые подал голос Федор. Они с Кимом все еще находились в канаве и оттуда слышали весь разговор, — Такому дай волю — он прихлопнет, все исследовательские институты — хватит жрать народные денежки!

— Что ж, и его понять можно, — задумчиво, как бы самому себе, проговорил профессор. — План вещь серьезная, а аварии следуют одна за другой.

— Чтобы его утешить, можно дренажную станцию поставить.

— Давно поставлена, — отозвался Гурьев, до сих пор не принимавший участия в споре. Он молчаливо руководил развертыванием передвижной лаборатории, указывал, в каком направлении тянуть провода, где зарывать в землю датчики. Но при этом продолжал внимательно следить за ходом разговора.

— Только не в этом месте. — Тут же заранее не определишь… Почему-то вдруг стало выносить здесь… Вот если бы мы могли заранее узнавать, где начинается наибольший вынос металла…

— Федор Михайлович, — обернулся Лаврецкий к Федору, — Вы ведь занимались определением места таких станций. Не так ли?

— Да, приходилось, — сказал Федор.

— А не взялись бы вы за разработку этого вопроса с точки зрения системы предупреждения? Производственники спасибо скажут — реальная помощь. И для проблемы в целом не последнюю роль сыграет. Как вы на это смотрите?

— Что ж, можно попробовать, — сказал Федор. — Подумать надо.

— Подумайте. И через несколько дней приходите ко мне со своими соображениями. Обсудим.

Спустя неделю Лаврецкий вызвал Федора к себе и долго беседовал с ним. А еще через некоторое время ученый совет института утвердил Федору самостоятельную тему. Профессор Лаврецкий взял над ним личное шефство.

Они сидели на деревянном помосте на берегу канала, и под ними, под самыми их ногами, выгибаясь, словно лоснящиеся спины каких-то морских чудищ — моржей или тюленей, — проходили волны. Это, конечно, Женя придумала — насчет тюленей. Она сидела с краю, у самых перил, глядела на город, словно догорающий в предвечерней дымке, на воду, медленно и беззвучно проходящую внизу, и вдруг сказала:

— Смотри, Ким, как будто огромные тюлени выгибаются внизу…

По правде говоря, никаких тюленей он там не увидел. Да и глядел он в тот момент в сторону кухни, откуда Федор с помощью Ильяса тащил расписное блюдо с шашлыком и бутылки.

Это была первая получка Федора, и он уговорил всех поехать сюда, отметить событие. Он сам все организовал, подогнал к шести часам маленький автобус, и когда они приехали сюда, все было уже подготовлено: столы накрыты, плов заказан, и даже коньяк стоял в ведерке со льдом, хотя в магазинах коньяка нигде не было. Даже видавший виды Жора Кудлай только развел руками и изрек: "Экс унгве леонем!" Переход на латынь означал высшую степень удивления.