Марина Ясинская - Убий

Остался всего один дом, стоявший на отшибе. Едва мы вошли внутрь, его обитатели, изможденная бледная женщина лет тридцати пяти и молодой парень, видимо, ее сын, немедленно переместились в дальний угол.

Мужики были слишком заняты разгромом и поиском пыльцы, и потому не заметили, что эти двое здорово отличались от остальных жителей деревни. Женщина буквально сверлила взглядом Волчару. Это был один из тех взглядов, про которые говорят — им можно убить. Неудивительно, что Волчара его почувствовал. Он окинул женщину быстрым безразличным взглядом, а потом буркнул:

— Чего вылупилась? Понравился?

Гамадрил загоготал и радостно подхватил шутку:

— И не надейся, Волчара у нас любит только молоденьких девочек. А вот по моему вкусу ты еще очень даже ничего.

И тут глаза парня загорелись — буквально вспыхнули яростью и ненавистью. Честное слово, на секунду я подумала, что он кинется в драку.

— Джонас! — предостерегающе вскрикнула женщина. Парень покосился на нее и сделал шаг назад. Он старался взять себя в руки, но это давалось ему с явным трудом — он еще долго тяжело дышал, сжимал кулаки, а в его глазах тлела злоба.

Никто не заметил этой вспышки — все увлеченно потрошили мебель. А я пригляделась к парню повнимательнее.

Лет двадцать, довольно высокий, поджарый и смуглый, с глубоко запавшими темными глазами и высоким лбом, он мало походил на свою мать. Что-то в резких чертах его лица казалось мне неуловимо знакомым. Но куда больше меня занимало другое. Выражения лиц всех жителей этой деревни были словно отлиты из одной формы. А у него — нет. Даже сейчас, немного успокоившись, он наблюдал за нами с угрюмым озлоблением, а не с покорностью и страхом, как все остальные.

Он заметил, что я рассматриваю его, и наши взгляды пересеклись. Выражение его глаз изменилось — в них полыхнуло что-то такое, от чего у меня на секунду приостановилось, а потом чуть быстрее застучало сердце. Давно, очень давно на меня не смотрели так, словно видели насквозь… Я опустила взгляд.

— Ну, вот теперь всё, можно уходить, — послышался сзади голос Волчары, и, один за другим, мои спутники направились к оставленному на улице вездеходу. Я выходила последней и отчего-то медлила.

— Эй, Беретта, ты с нами, или как? — прикрикнул Гамадрил.

Я быстро уселась за руль. Но прежде, чем мы уехали, я все-таки обернулась и бросила взгляд назад.

Темноглазый парень стоял в дверях и смотрел нам вслед.

Мне вслед.

Мы остановились у единственного добротного на всю деревню здания — отштукатуренной каменной церкви с колокольней, и Волчара объявил, что вот теперь-то можно и оттянуться по полной. Гамадрил смачно втянул носом небольшую щепотку пыльцы и осклабился:

— Я тут как раз приглядел у одного старикана двух смазливых дочек. Пойду, навещу.

У меня перед глазами против воли всплыли лица девочек, на которых положил глаз Гамадрил. Тоненькие, большеглазые, лет пятнадцать-шестнадцать, не больше…

Противно, до чего же противно!

— Да зачем тебе эти убогие? Вернемся, продадим пыльцу, и ты любую снимешь — девки к тебе в очередь выстроятся, — попробовала отговорить его я.

— Так это ж ждать придется, а я сейчас хочу, — резонно возразил Гамадрил. — Как мне, спрашивается, решать эту проблему? Или, может, ты хочешь помочь?

Я отвернулась. Он глумливо заржал, и к его громкому гоготу немедленно присоединился тонкий, визгливый, со всхлипами, смех Психа. Волчара обвел веселящихся тяжелым взглядом, и они заткнулись как по волшебству. Псих отвернулся и зарылся в пыльцу. Гамадрил неразборчиво буркнул мне что-то вроде "Ты, это… Ну, я это так…", грузно перевалился через борт вездехода и уверенно, по-хозяйски, направился в переулок неподалеку.

Вскоре вслед за ним побежал Псих.

Я снова стиснула зубы и принялась твердить, словно заклинание: "Семьсот тысяч, семьсот тысяч, семьсот тысяч".

Заклинание помогало все меньше…

Волчара, видимо, принял слишком большую дозу и через полчаса захрапел на заднем сидении вездехода. А я заснуть не могла. Я была на взводе — сколько можно? Что же они, всех девчонок в деревне перепробовать решили?

На землю опустилась ночь. Меня плотно обступили темнота, тишина и мысли — непрошеные, неприятные. От них некуда было бежать, негде скрыться — они поймали меня, захватили в тиски.

Зачем я здесь, на этой убогой планете вместе с убийцами, насильниками и наркоторговцами? Почему я спокойно смотрю на происходящее и не вмешиваюсь? Меня готовили бороться со всякой мразью, а не помогать им грабить беспомощных и покорных местных жителей. Меня тренировали для того, чтобы я беспощадно устраняла таких, как те, с кем я прилетела на эту планету, а вместо этого нужда и отчаяние пригнали меня сюда, рыскать по неказистым домишкам богом забытой планеты в поисках пыльцы, которая купит мне жизнь.