Глядя на кровь, текущую меж прижатых к ране пальцев, я не вспоминала свою жизнь и не думала о вероятности скорой смерти. Всем своим существом я вслушивалась в утихающие отголоски шепота. Разобрать в нем хотя бы слово казалось мне сейчас важнее всего на свете.
Такой меня и нашли медики — бледной, спокойной, окровавленной и равнодушной. Я слышала их взволнованные голоса, но слова проходили мимо моего сознания.
— Осколочное ранение. Опасно близко к сердцу…
— Малейшее движение, и…
— Транспортировка в госпиталь для операции будет смертельно опасна.
— …может скончаться от потери крови.
Вспугнутый голосами медиков, шепот ушел, и я так и не разобрала ни слова. Я закрыла глаза и испытала что-то отдаленно похожее на досаду и разочарование…
Я очнулась в палате переполненного госпиталя.
— Чудо! — восклицал оперировавший меня врач, носатый и черноглазый лысый мужчина с частыми капельками мелкого пота над верхней губой. — Чудо! — повторял он с жутким акцентом и ошарашено качал головой.
После мне рассказали, что на момент доставки в госпиталь осколок уже дошел до сердца, и врачи не надеялись меня спасти. Также сообщили, что сходящий с ума от волнения Лиам каким-то образом узнал, где я, и беспрестанно названивал в больницу, справляясь о моем состоянии.
"Удивительно", — констатировала я про себя. Я не удивлялась, но для формулировки вопроса это слово подходило лучше всего.
Удивительно, что он по-прежнему беспокоится обо мне.
Несмотря на то, что со дня свадьбы я почти не бывала дома.
Несмотря на мои беспрестанные поездки по миру, исключительно по горячим точкам планеты, куда меня влекла, толкала, сокрушая волю, какая-то неодолимая, неподвластная мне сила.
Несмотря на то, что я пропускала мимо ушей уговоры поберечься и не лезть в самое сердце военного переворота в Нигерии, в разгар Ливанской войны или в охваченный гражданской войной Сальвадор.
Несмотря на то, что когда я возвращалась домой, я не испытывала никакого желания идти с ним в постель.
Несмотря на то, что я не собиралась рожать ему ребенка и в открытую говорила ему об этом.
Несмотря ни на что.
Он все еще переживал за меня.
"Удивительно, почему?" — отстраненно подумала я.
"Потому что любит", — отозвалась какая-то далекая, крохотная, почти потерянная и ставшая за прошедшие годы чужой мне часть меня.
"Любит? А это как?" — спросила я у нее.
В "Метрополе" моё появление аплодисментов не вызвало.
— Битого, чтоб он пропал, нелёгкая принесла, — явственно произнёс за моей спиной метрдотель.
— Когда его уже, наконец, грохнут, — поддакнул официант.
Проигнорировав эти не слишком дружелюбные комментарии, я занял столик по центру зала и принялся осматривать публику. Подходящие кандидатуры обнаружились неподалёку — двое выряженных в попугайских расцветок спортивные тряпки бугаёв, и такое же количество вульгарнейшего вида девиц. Горбач с его перестройкой вот уже пять лет проявлял неустанную заботу о растущем благосостоянии и бесконтрольном размножении подобной публики.
Официант с блокнотиком в холёной руке и выражением плохо скрываемого недружелюбия на постной лакейской роже застыл рядом со мной в ожидании. Я решил не радовать его разнообразием.
— Как всегда, пацан, — сказал я, — и мухой, а то ноги выдерну.
Официант в негодовании умчался. "Как всегда" означало пол-литровую бутылку водки "Пшеничная" и салатик оливье, который, впрочем, я неизменно оставлял нетронутым.
За пару последних лет завсегдатаи "Метрополя" ко мне привыкли, теперь процесс поглощения мною водки уже не привлекал такого внимания, как бывало раньше. Тем не менее, немало голов хором повернулось ко мне, когда я, запрокинув бутылку к потолку, в полминуты выхлебал её из горла.
На сегодняшний день этой порции мне хватало на четырнадцать минут, на протяжении которых организм безжалостно уничтожал алкоголь. К пятнадцатой минуте опьянение исчезало без следа. Приходилось торопиться, поэтому, занюхав рукавом, я поднялся и вразвалку направился к намеченным деятелям. "Приход" не заставил себя ждать — я ещё не успел достигнуть их столика, а обстановка передо мной уже изрядно кружилась, предметы двоились и пол под ногами терял устойчивость. "Приход" достиг пика, когда я, облапив за плечи ближайшую девицу, грузно навалился на стол и заехал локтем в блюдо с салатом.
— П-пойдёшь со м-мной, шлюха, — безапелляционно заявил я.
Читать дальше