Сергей Волков - Анабиоз. Марш мародеров

— Он… он живой? — спрашивает Эн.

— Может, галлюцинация? — неуверенно предполагает Цапко.

Дойдя до купола, Бабай останавливается. Он лишь чуть-чуть, на какие-нибудь пару метров, ниже выпирающей из земли полусферы. Медленно, словно преодолевая вязкое сопротивление, Бабай оборачивается, но смотрит не на людей, а куда-то вдаль. Потом он поднимает вилы и вертикально вонзает их в землю с таким расчетом, чтобы два зубца оказались внутри купола…

— Осторожнее, ради Бога, осторожнее! — кричит Цапко, размахивая руками. — Не впихивай, ну что ты делаешь!

— А как я ее тебе сюда поставлю, блин! — оправдывается Хал, застывая с белой картонной коробкой у десантного люка тягача. — Тут места не осталось уже.

— Значит, ставь сверху, — командует Цапко.

— Сверху тоже не влезет, все, под самый потолок забито.

— Тогда… — Цапко в отчаянии ломает тонкие пальцы, лицо его страдальчески искажается. Он бежит вокруг «маталыги», заглядывает в передний люк и радостно объявляет: — Тут еще есть место! Давай, давай!

— Может, наверху привяжем? — предлагает Ник.

— Обязательно, обязательно, — радостно кивает фельдшер. — Физраствор и инъекторы — это наверх.

— Вот это всё? — изумляется Ник, кивая на пирамиду коробок и ящиков. — Мы же хотели второй раз приехать.

— Мало ли что случится, — опасливо говорит Цапко и рубит воздух ладонью: — Берем всё по максимуму.

После того, как на нулевом этаже главного здания РКБ они нашли хранилища с медикаментами, Цапко словно подменили. Куда только девалось его нервная неуверенность, усталость… В фельдшера точно вселился другой человек, энергичный, бодрый и стопроцентно уверенный в себе.

Весь остаток дня они таскали к тягачу лекарства, вакцины, упаковки одноразовых шприцов и ящики, в которых булькали бутыли с физраствором.

— Стрептомицина еще шесть коробок! — орал Цапко в распахнутые двойные двери, откуда веяло холодом. — И тетрациклина.

— А бицилин брать?

— Обязательно! Против воспалительных процессов в мочеполовых органах!

Конечно, львиную долю всех медикаментов составляли противочумная вакцина и антибиотики, которыми лечат древнюю болезнь — стрептомицин, хлорамфеникол, тетрациклин. Но помимо них Цапко набрал кучу всевозможных медикаментов, а когда Ник попытался урезонить аппетиты фельдшера, отбрил его с чисто докторской безаппеляционностью:

— У меня больных полный город! Всё берем, всё!

Проходит несколько часов. Наконец Цапко понимает, что больше на МТ-ЛБ погрузить нельзя. По пояс голый Хал притаскивает из хранилища последнюю коробку с детскими витаминами. Фельдшер штык-ножом вскрывает ее и высыпает весело дребезжащие баночки с яркими этикетками прямо в командирский люк.

— И под ноги, под ноги смотрите! — наставляет он Ника и остальных. — Не дай Бог подавите.

Ник свешивается в люк, усмехается. Тягач забит лекарствами под завязку. На сидении стрелка лежат плоские коробки с желтыми наклейками.

— Если что случится, как я огонь вести буду? — спрашивает он у Цапко.

— На коленочки положишь, — ничуть не смущаясь, говорит фельдшер. — Всё, поехали, поехали!

— Сейчас. — Ник спрыгивает с тягача, идет к главному зданию.

Юсупов, Эн и Хал устремляются следом. Цапко недоуменно смотрит им вслед, потом до него доходит — он срывается с места и бежит, громко топая сапогами.

Все пятеро подходят к черному кругу копоти на асфальте. Из центра его торчат вилы, тоже черные, обугленные. Рукоятка сгорела. Это все, что осталось от Бабая.

— Может, он еще живой? — спрашивает Хал. — Мы же думали, блин, что он погиб, а он вона как… Ходит где-нибудь там…

— Нет, — твердо говорит Ник. — Не ходит. Он умер. Совсем. Умер, чтобы мы были живыми и спасли остальных.

— Откуда ты знаешь? — Эн смотрит на Ника, и он понимает, что девушка очень недовольна его словами.

— Знаю. Объяснить вот не могу.

— Здесь эта… тоже произошло что-то вроде разрядки двух полей, — пытается объяснить Юсупов. — И было искажение оптической…

— Не надо, Вилен, — останавливает его Ник. — Не нашего это ума дела. Но когда-нибудь мы обязательно разберемся, кто, зачем и каким образом это сделал и как нам все это прекратить. А сейчас давайте выдвигаться, нам надо до темноты попасть в Цирк.

Все, кроме Юсупова, сидят на броне — и потому, что внутри тягача нет места, и для того, чтобы удерживать разъезжающиеся по наклонным плитам коробки с медикаментами. Пятый слой, четвертый, третий — червоточина смирилась, она больше не строит козней, не пытается убить проникших в нее людей. Бабай словно бы разрядил какой-то невидимый и неведомый конденсатор, и пока энергия не накопится вновь, червоточина будет относительно безопасной. Относительно, потому что каменные ежи в живых стенах домов никуда не делись, провода все так же танцуют свою беззвучную самбу, и бледно-желтое лицо в окне больничного корпуса все смотрит и смотрит на машины «Скорой помощи» внизу.