Сергей Дубянский - Путь в Вальхаллу

– Настя? – Вика засмеялась, – это девушка, реально, не тяжелого поведения – самая известная в нашем «ликбезе» по этому делу – ну, вы меня поняли… нет, меня с собой они даже не звали… адрес ее сестры?.. Нет, не знаю. А вы Дашке позвоните… ах, телефон отключен?.. – довольно ухмыльнувшись, Вика показала Павлику большой палец, – не знаю, что делать… а попробуйте позвонить Наташке Луниной – она староста, она все про всех знает – может, у нее есть… нет, сама я Луниной звонить не буду… вот, не хочу и все! Давайте, я вам ее номер СМСкой скину… да, сейчас, – отправив сообщение, Вика повернулась к Павлику, – похоже, Дашка тоже двинула на Ленинградку. Ну, и пусть. Я обиделась на нее…

…Господи!.. – Галина Васильевна прикрыла глаза, – как я сразу не догадалась! Так ведь и заманивают наивных дурочек во всякие бордели!..

Николай Сергеевич никогда не останавливался в модных отелях с длинной вереницей звезд на дверях, хотя шеф постоянно требовал этого для поддержания имиджа фирмы. Он с таким же постоянством отвечал, что имидж достигается делами, а не стоимостью номера, хотя в действительности дело было совсем в другом – Николай Сергеевич чувствовал себя неуютно среди «успешных топ-менеджеров», только не хотел в этом признаваться. Постоянные разговоры о положении дел на лондонской бирже, финансовых потоках и фьючерсных контрактах наводили на него тоску. Он даже ощущал себя ничтожеством, по сравнению с «акулами бизнеса», но потом выяснялось, что «акула» торгует, то ли калошами в Засранске, то ли женскими трусами в Нижнем Задрючинске, и «приплыла» она на оптовый рынок с хилой пачкой налички. Самооценка сразу менялась, ведь Николай Сергеевич представлял лучшую строительную компанию миллионного города, но легче от этого не становилось – глядя в горящие «акульи» глаза, он все равно не мог связать калоши с лондонской биржей, и оставалось лишь окончательно причислить себя к классу идиотов.

Впрочем, деловая маска «акул» – это был далеко не худший вариант. Ближе к ночи из-под нее, как правило, показывалась самонадеянная рожа, лихо разворачивавшая «финансовые потоки» в карманы официантов и трусики стриптизерш. А Николай Сергеевич привык по вечерам смотреть телевизор, спать ночью, и не дергаться каждые пятнадцать минут, объясняя, что у него нет желания «классно отдохнуть». Правда, телефон можно было отключить, но тогда девицы, боясь остаться невостребованными, начинали нагло ломиться в дверь.

Нет, женщин Николай Сергеевич любил – и по молодости, и сейчас, но из старомодной мужской гордости предпочитал самостоятельно выбирать подругу, к тому же с ней его должно было соединять нечто более привлекательное, чем купюры на прикроватной тумбочке – то, что не в состоянии возникнуть при разговоре через закрытую дверь номера. Наверное, в Николае Сергеевиче продолжал жить дух ударных комсомольских строек, где все тоже происходило легко и просто, и порой тоже на одну ночь, но… но совсем по-другому!

Пришедший нежданно-негаданно капитализм, уничтожил, и комсомол, и сами стройки, зато выявил в Николае Сергеевиче скрытые таланты, за несколько месяцев позволившие ему переместиться из стеклянной будки посреди грязного цеха в просторный кабинет. Как следствие, он облачился в дорогой костюм с галстуком, пересел с «Москвича» на «Audi», но в душе так и остался советским инженером, лишь умело мимикрировавшим в пеструю семью тех самых «успешных топ-менеджеров». Сделать это оказалось не сложно, когда владеешь вопросом, умеешь внятно излагать мысли, прилично одеваешься и общаешься с партнерами в ресторане, а не у ларька с шаурмой. Хотя и у ларька ему тоже было совсем не плохо…

Николай Сергеевич, как обычно, лежал на кровати, благостно вслушиваясь в тишину. В этой третьеразрядной гостинице его никто не мог потревожить, поэтому он еще раз спокойно прокрутил в голове план завтрашних переговоров, прикинул, когда их надо бы закончить, чтоб в ночь, по свободной трассе, вырваться из Москвы. …Да, надо ж еще заехать, глянуть телевизор – здесь, говорят, «плазмы» процентов на тридцать дешевле… а иначе, какого черта я перся сюда на машине?..

Он прицелился пультом, который держал в руке, и в черном ящике возникли давно надоевшие «эстрадные» лица. С явным удовольствием вдавил соседнюю кнопку – по экрану забегали бравые спецназовцы с автоматами. На следующем канале две девчушки (по виду, восьмиклассницы) глубокомысленно рассуждали о любви и сексе. Николай Сергеевич послушал их минут пять и хмыкнув, переключился на хоккей, где красные только что забросили шайбу белым. Трибуны взревели, заорал комментатор, и Николай Сергеевич, никогда не понимавший этого коллективного помешательства, двинулся дальше по эфирному пространству. Миновал весело улыбавшийся тюбик зубной пасты, снежно белые шапки пивной пены, строгого диктора, вещавшего о грядущем мировом кризисе, пока не добрался до обворожительной Шерон Стоун, вызывающе раздвинувшей ноги перед полицейским инспектором и наконец положил пульт. Дальнейший сюжет он знал наизусть уже лет двадцать, и внезапное осознание этого гигантского промежутка времени уносило его в прошлое – в его прошлое, никак не связанной с коварной героиней. Отвернувшись, он уставился в окно, только пейзаж ему виделся совсем другой – тот, который он когда-то наблюдал в течение целых трех лет, и потому «слайд» навсегда отпечатался в памяти.