Олег Лукошин - Коммунизм

Да, нас немного, если рассчитывать на что-то более значимое: захват военных объектов или правительственных зданий. А в то же время и немало, потому что солдат КОРКИ — это вам не зачморенный дебил, именуемый «защитником Отечества» и считающий дни до дембеля в зонах-гарнизонах. Каким и я был когда-то. Солдат КОРКИ — это фанатик в лучшем смысле слова, он будет сражаться до последнего. Если он попал сюда — значит, на то в его жизни возникли весьма и весьма веские основания.

Я в некотором смысле являлся потенциально опасным для Комитета индивидом. В том плане, что вопреки всем правилам и инструкциям знал пару человек из более высоких ярусов. Один из них, Брынза, был Звеньевым над нашей Звёздочкой. Ну, и над какими-то ещё. По идее, он должен был контактировать только с нашим командиром, Гарибальди. Но на практике получилось так, что порой он выходил на связь и со мной. По инструкциям нигде не проживёшь, жизнь требовала нестандартных ходов для эффективного функционирования подразделений, но в случае провала (хотя бы и моего), ниточка через Брынзу могла потянуться очень далеко. Я, конечно, никогда бы не допустил этого, голыми б руками себе шею сломал, но полностью исключать вероятность провала нельзя.

Оставалось лишь надеяться, что взятый живым боец не контактировал со Звеньевыми, ну, и ни с кем выше. Оставалось надеяться, что он окажется стойким и никого не выдаст.

Имелся ещё один человек в Комитете, которого я знал. Очень высокий человек — не много, не мало, а член Политбюро. Настоящая его партийная кликуха была мне не ведома, а звал я его про себя Одиноким. О моём существовании он совершенно определённо был осведомлён, они там всё о нас знают, но лично мы не общались. Однако при случае — который, я надеюсь, никогда не наступит — я мог с ним связаться и был уверен, что он пойдёт на контакт, потому что имелось нечто, что неким образом связывало нас вне Комитета.

Впрочем, не стоит об этом…

«Эмиграция в СССР, — мелькнул в интернете рекламный баннер. — Звони».

Всегда напрягался, когда встречал подобную рекламу. Умом понимал, что никаких звонков делать нельзя. Что это может быть подставой, что таким образом просто-напросто выявляют неблагонадёжных, членов подпольных группировок коммунистической направленности — а их и кроме нашей полно, правда за оружие берутся далеко не все, а так отчаянно и осознанно, как мы, и вовсе никто — но рука всё равно машинально была готова потянуться к телефону.

Вот так позвонить, узнать как там всё и почём, раздобыть денег — а раздобыть их можно, можно: хоть в одиночку пойти на акцию, как Колун, только продумать всё тщательно, чтобы за раз поднять нужную сумму — и свалить от всего этого кошмара в счастливейшую из стран. И забыть всё, что было, раз и навсегда. Тихо там работать, обзавестись семьёй и дышать, ненасытно дышать воздухом свободы, который не отравляет ни одна рыночная гнида.

Господи (простите меня, классики марксизма-ленинизма, за это эмоциональное и нелепое восклицание), какой шок, какое душевное смятение, какой фантастический восторг я пережил семь лет назад, когда было открыто существование иного измерения с сохранившимся там как ни в чём не бывало Советским Союзом! Как же трудно было поверить в это: он есть на самом деле, этот мир реален, он ЯВЬ, в него даже можно при желании переместиться. И там — вот оно, большое и сокрушительное счастье! — повержен капитализм, а Советский Союз стал необычайно крепок и могущественен, он достиг заветного коммунизма, он покорил всех, коммунистическая идея победно шествовала по планете, и даже треклятые Штаты превратились в одну из социалистических республик Союза.

Можно ли поверить в такое? Многие и не верили. Как минимум два первых года только и было разговоров, что это большой и циничный розыгрыш. Такие тёрки и по сей день продолжаются. Мол, шоу Трумена. Мол, отчаяние в людских сердцах достигло угрожающих пределов, вот и придумали всем Великое Утешение — смотреть по телевизору репортажи из мифического, снятого в декорациях «Мосфильма» Советского Союза. Да что там говорить, порой и я поддавался напору таких мыслей, ибо невозможно поверить в то, что где-то во множестве вселенных ещё могла сохраниться справедливость.

Но слишком многие доводы подтверждали тот факт, что Союз существует на самом деле. Даже мой друг Никита Костиков, бородатый и очкастый тридцатисемилетний учёный-физик — хоть и несколько неадекватный, но дело своё знающий, а потому при всех своих странностях и декларируемой на всех углах вере в социализм продолжавший работать преподавателем физики в МГТУ имени Баумана, подвергавший сомнениям всё, что только можно, включая пуговицы на рубашке — совершенно определённо заявлял, что Советский Союз не миф, а о существовании параллельных измерений учёные на самом деле знали давно, вот только не могли найти туда коридор. Более того, преподов из его университета (жаль, что не его самого) вскоре после обнаружения параллельного измерения и установления дипломатических отношений с правительством СССР стали привлекать к обслуживанию оперативно построенного центра по контактам с новым миром. Многие и вовсе ушли туда работать.