Евгений Лукин - Андроиды срама не имут

Лицензионный андроид по-прежнему стоял неподвижно. Во вскинутой руке — смертоносная железяка, в глазах — пустота.

И я шагнул вперед.

Храбрый поступок, говорите? Да, наверное… Собственно, что есть храбрость? Это страх, сошедший с ума.

— Пошел вон! — срывающимся на визг голосом выкрикнул я. — Это моя Мымра!..

Сжал кулаки и осмелился еще на один шаг. Думал, попятится. Ничего подобного. Я не знал, что мне делать дальше. Ну не было в моей жизни подобных случаев! В памяти скользнул тот давний январский вечер, когда мне разбили морду во имя справедливости, — и дальнейшее стало неизбежным. Я тебе покажу справедливость! Ты у меня узнаешь справедливость!..

Я подступил к механической твари вплотную и, сам себе ужаснувшись, нанес удар. Старательно и неумело. Справа в челюсть.

С тем же успехом можно было бы ударить телеграфный столб, например. Кроме того, я ухитрился промахнуться — кулак чиркнул по стальному подбородку, и мой мизинец оказался сломан. В таких случаях обычно пишут: руку пронзило болью. Нет, не пронзило. Боль оказалась тупая, ломящая. Поначалу мне и в голову не пришло, что это перелом. Думал, сильный ушиб.

Лицензионный наконец-то попятился, затем, не поворачиваясь, отступил — и словно растворился в общем хаосе. За спиной моей металась, безумствовала Мымра. Такое чувство, что Володенька Турухин внушал ей больший страх, нежели все лицензионные разом.

Не знаю, сколько еще времени я обходил ее, дуреху, дозором, подвывая, пристанывая, нянча поврежденный кулак и боясь, что откуда-нибудь снова подкрадется очередной комбец. Очередной лицензионный с железякой. Но нет, никто не подкрался. Кажется, андроиды просто удрали. То ли не осмелились поднять руку на живого человека, то ли время, данное им на зачистку, истекло.

Уверившись в этом, я обессилел и прилег.

Кто-то пытался приподнять меня под мышки, усадить. В воздухе стояла лесная гарь. Мизинец дергало болью. Сперва я решил, что любопытный Лёха все-таки не улежал в своем футляре и вылез. Ничуть не бывало. Вокруг меня хлопотал Обмылок. Товар выручал.

— Ты же… — не веря, сказал я ему. — Тебя же…

— Где болит? — спросил он, почти не гнусавя.

Я привскинулся, осмотрелся. Надо мной колыхались лианы. Разумеется, не прямо надо мной, но рядом. На такое расстояние мне к Мымре подходить категорически запрещалось. Нигде ничего не горело, но отовсюду тянуло дымком — не паленой плотью, а именно дымком, как от костерка или от сжигаемой прошлогодней листвы. Похоже, лохматые и впрямь относились не к животному, а к растительному царству.

— Где эти… лицензионные?..

Обмылок оставил вопрос без внимания.

— Где болит? — повторил он.

— Куда делись?

— Под штанишки пододелись!.. Где болит?

— Вот… — Я выставил руку. Сустав уже начинал распухать. Наладчик склонился и надолго замер над моей поврежденной конечностью. Да, такое фиг наладишь…

— И куда мне теперь? — скривясь, осведомился я.

Округлое рыло, естественно, никаких чувств не выразило. Обмылок молчал, и молчание его показалось мне угрюмым.

— Пошли, — сказал он, выпрямляясь.

Кое-как я поднялся на ноги. Лианы всколыхнулись. Мымра будто попыталась шарахнуться от меня подальше.

— Сейчас вернусь… — хрипло пообещал я, хотя сам в этом был нисколько не уверен.

Мы двинулись к моему футляру. Под босыми ногами хлюпал мокрый мох, но ни одной медузы мне высмотреть нигде не удалось. Видимо, вся влага потрачена. Потоп — к пожару, пожар — к потопу. Справа должна была взметнуться страшилка — не взметнулась. Сгорела дотла. Под ноги подвернулся черный шар пепла, распался в прах. А на соседнем бугорке… Я остановился, не веря глазам.

На соседнем бугорке ничком лежал некто в облегающем сером скафандре и с волдырем шлема взамен головы. Вот оно что! А я-то гадал, каким образом он повсюду успевает… Обмылков несколько, просто программа у всех одна… Обмылок бессмертен.

Я обернулся к моему безликому конвоиру.

— Как там Лёха? Уцелел?

— А что ему в коробке сделается?

Да, действительно. Крышку не открывать, бестолковку не высовывать…

— Мы насовсем или еще вернемся?

— С концами, — буркнул он.

Мне снова стало страшно.

— На свалку? — сипло спросил я.

Ответом было угрюмое молчание. Я собрался с духом и отважился на главный вопрос:

— Свалка — это Земля?..

Ни слова не говоря, Обмылок поднес к моему лицу нечто, напоминающее черную полиэтиленовую стельку, и залепил мне глаза. Как смертнику перед расстрелом. Я попробовал отлепить, но краешков не нашел.