Гай Север: Каторга

— Вот и новенький очухался, — Дед склонился над нарами. — Еще один несчастный пришел в наш мир. Добро пожаловать, туловище.

— Мне все-таки интересно, — отозвался Лысый, оглядывая, как новенький садится на нарах, потирает глаза и растирает виски. — Может быть, хотя бы одному повезет и он вспомнит, за что его так?

— Нет, Лысый, таких здесь не будет, — хмыкнул Дед. — Ну что? Ты как? Себя ощущаешь?

— Ощущаю... — пробормотал новенький. — Это мы где?..

Он оглядел грязные нары, серые стены, узкие окна, низкий потолок.

— Не понимаешь? — хихикнул Лысый. — Добро пожаловать в зону. Теперь ты существуешь здесь. Все, что с тобой раньше было, если оно вообще было, можешь забыть. Хотя ты и так ничего не помнишь. Без тебя постарались.

— Зона? — взгляд новенького приобретал осмысленное выражение. — Какая зона? За что? Почему зона? За что?

— Если б мы знали, — Дед хмыкнул. — За что.

Новенький закончил оглядываться и сидел теперь, хлопая глазами.

— Никто из нас не знает, за что его сюда замотали. Это первое, что определяет здесь нашу жизнь. С одной стороны, конечно, может быть, хорошо. Никто не помнит, какое преступление совершил, и не парится. Они вытирают у тебя из мозгов вообще все. Что составляло тебя как индивида. С тобой остается только то, что составляет тебя как представителя вида. Как представитель вида, ты должен уметь двигаться, разговаривать, усваивать пищу, выделять отходы и все такое.

— Последнее — самое главное, — хихикнул Лысый.

— Про остальное забудь. Это было там, и этого больше не будет. Теперь ты робот — машина, память у которой сбросили, но все рабочие программы оставили.

— Прими это как данность, — сказал Лысый серьезно. — Если ты попал сюда, значит, там ты совершил ужасное преступление, которое должен теперь искупить.

— И это второе, что определяет здесь нашу жизнь, — кивнул Дед.

Новенький помолчал.

— А вы... Вы здесь долго?

— Без понятия. Время здесь тоже есть, но как его измерять — мы не знаем. Да это никому и не надо. Могу только сказать, что здесь тоже бывает зима, весна, лето и осень. Остальное выкинь из головы.

— Если у тебя там что-то осталось, — хихикнул Лысый.

— А какое преступление я совершил? Почему я не должен знать, за что меня наказали? Что за идиотизм? Что за издевательство?

— Еще раз тебе говорю, — сказал Дед. — Остальное выкинь из головы. Если оно так, значит оно так. Почему оно так, и почему оно именно так — об этом тебе знать не нужно. Поверь мне, я здесь уже очень долго.

— Поэтому его так и зовут — Дед, — Лысый хихикнул. — Меня зовут Лысый, потому что я лысый, — он хихикнул еще раз, провел ладонью по блестящей лысине. — А тебя, наверно, назовут Умник. Ты задаешь вопросы, которые задавать не надо.

— Умник! — расхохотался Дед. — С крестинами, туловище!

— Умник! — захихикал Лысый. — С крестинами, туловище! — он дружески пихнул Умника в бок. — Хватит морщиться. Поднимайся, сейчас будет звонок на завтрак.

Умник поднял глаза.

— А бежать... Вы отсюда пробовали?

Лысый с Дедом переглянулись.

— О-о, — Лысый хмыкнул. — Таких мы еще не видели. Куда бежать? От кого?

— Да... Как бы с такими мозгами ему здесь не пришлось кисло. Отсюда только две дороги. Или ты загибаешься в руднике... А здесь только так и бывает... И даже я когда-то загнусь... Или они забирают тебя обратно. Говорят, и такое случается.

— Некоторые, — покивал Лысый, — здесь исчезают. Просто исчезают, и все. У кого ни спросишь — никто не знает. Каждый клянется, что не убивал. Осмотришь все шурфы, все стоки, все дыры... Нет как не было.

— Вот и говорят, что их забирают обратно, — кивнул Дед. — За нами ведь наблюдают. Наблюдают все время, круглый год, круглые сутки. Мысли у нас вряд ли читают. Думать можешь о чем угодно, это дело твое... Болтать тоже можешь что угодно, для них это не главное. Но всегда и везде имей в виду — все, что ты делаешь, делаешь на самом деле, все это они видят и слышат. Кушаешь, какаешь, подыхаешь в забое, гоняешь шкурку над унитазом, режешь кому-нибудь глотку. Все это они видят и слышат.

— Так что, может быть, это и правда, — осклабился Лысый. — Может быть, кто-нибудь им покажется что исправился, и они забирают его обратно.

— Да, но только из наших, — Дед обвел рукой пространство барака, — никто никогда никуда не исчезал. Все дохнут самым обычным образом. Или в забое, или в сортире. Трупики мы находим, собираем, упаковываем и выбрасываем из зоны. Вопросы есть?

— Есть, — Умник пришел в себя и оглядывал Деда и Лысого настороженно. — Если здесь все так плохо, бежать некуда, все умирают, — зачем вы живете?