Андрей Егоров - Когда закончилась нефть

И тогда, окинув взглядом обоих, профессор показал им кулак.

Вечером опять пришлось возвращаться пешком: сегодня окончательно отменили кольцевой автобусный маршрут, самый популярный в городе. По радио губернаторские холуи целый день упражнялись в изобретательности, придумывая все новые невинные объяснения очевидному для всех факту — Москва не может себе позволить содержать автобусный маршрут из двадцати машин.

Лондон может себе это позволить, Хельсинки может, а вот Москва — нет. Как же это получается, хотел бы я знать?

Ладно, с нефтью все понятно, продали все ее остатки по фьючерским контрактам на десять лет вперед, когда спасали страну от знаменитой Пятой волны финансового кризиса. Но ведь газа в российских подземных хранилищах, по уверению кремлевских мечтателей, еще на сорок лет должно было хватить. Неужели и газ тоже весь наперед продали, сукины дети?

На свой 26-й этаж я вскарабкался почти без остановок — неработающий в целях экономии лифт это всего лишь повод не платить за тренажерный зал. Зато удар с ноги у меня теперь, как у балерины, — быка не быка, но быкующего гопника точно смогу прибить на раз.

Пока я разувался в прихожей и возился с отключением сигнализации, я был слишком занят, чтобы прислушиваться, но, когда устало присел на стульчак в туалете, до меня вдруг дошло, что в моей квартире происходит что-то неладное.

Я спустил воду и прислушался.

Мне не почудилось: из гостиной отчетливо доносились озабоченные голоса вперемежку с невнятным лязгом.

Нормально, да? Мой дом — моя крепость, ага. Здравствуйте, зеленые человечки с Марса! Санузел направо, диван налево, обувь снимаем при входе или дарим мне моющий пылесос — я живу один, мыть мне полы некому.

Голоса в квартире стали развязней, а лязгать принялись вызывающе громко.

Я внутренне подобрался и осторожно вышел из туалета. Потом резко распахнул дверь в гостиную и оторопел: в стене гостиной зияла ровная прямоугольная дыра, сквозь которую виден был ночной город во всем его великолепии.

Напротив дыры висела, заметно покачиваясь, неказистая строительная люлька с тремя небритыми таджиками на борту. Люлька освещалась откуда-то сбоку чрезвычайно мощным прожектором, отчего по всей гостиной метались угловатые черные тени вперемешку с ослепительными бликами.

Таджики, гортанно переругиваясь, прилаживали к стенке странные железные конструкции омерзительного грязно-ржавого цвета. Конструкции блестели и позвякивали.

Я смотрел на все это великолепие минут пять, подыскивая подходящие к случаю слова, но так ничего путного и не подобрал, а потому просто спросил неожиданно севшим голосом:

— Вы что, совсем уже охренели, чурки драные?!

Ближайший ко мне монтажник, седоволосый меднолицый мужик в удивительно чистом оранжевом комбинезоне, бросил на меня осторожный взгляд, а потом быстро отвернулся и продолжил вкручивать в мою стенку огромных размеров железный штырь.

Остальные гастарбайтеры даже голов не повернули, только поворчали между собой на тарабарском наречии и опять принялись увлеченно стучать железками.

Я прошел по гостиной, осматривая повреждения. Незваные гости вместе со стеной разворотили несколько книжных полок, а одна из металлических балок насквозь пробила старенькую, еще советских времен, 50-ваттную колонку. Я вспомнил, как в прошлом году тащил эту колонку на горбу на свой унылый двадцать шестой этаж. Лифт, между прочим, тогда тоже не работал, но по другой причине — он еще не был введен в эксплуатацию. А еще не было света, и я проклял недобросовестных строителей, продажных чиновников, да и все человечество разом, пока пробрался в полутьме пожарной лестницы с этой нелегкой, а главное, крайне неудобной ношей до своей квартиры.

Обида и злость вдруг захлестнули меня от пяток до макушки. Я в два прыжка оказался возле дырки.

— Баста, карапузики! — заорал я первое, что пришло в голову, и схватил седого мужика за оранжевый воротник. Получилось лишь пару раз ткнуть ему кулаком по ненавистной загорелой морде, а потом он неожиданно ловко выкрутился из куртки и запрыгнул в люльку, откуда к нему тянули грязные руки его товарищи. Раздался мерзкий скрежет, и люлька рухнула вниз, как подбитый бомбардировщик. Спустя пару секунд погас и прожектор.

Я остался один на один с ночным городом, который теперь очень хорошо был виден сквозь полуразрушенную стенку. Там стояла такая тишина, что слышен был шум в собственной голове. А еще из дыры окатывало влажными и холодными порывами ветра — ночь, улица, фонарь, и все такое. Я перебрался в центр гостиной, но и туда доставали холодные воздушные струи, поэтому я ушел в прихожую, надел куртку и тщательно застегнул ее. Потом мне пришла в голову очевидная мысль, и я направился к выходу на лестницу. Первая дверь у меня открывается внутрь, и ее я открыл легко, а вот второй двери я не увидел — вместо нее была голая бетонная стена во весь проем.